– Среди пленных была моя жена! – в отчаянии воскликнул Лоренс, и на его лице отразилась гамма невысказанного страдания.
– Дружище, твои ж акульи потроха, почему ты раньше не сказал об этом?
Малыш Стив сочувствующе охнул, потом икнул, но так и не придумал, как успокоить квартирмейстера. Лоренс был совершенно не в духе.
– Почему ты ничего не сказал?
– Да потому, сэр! Разве что-то бы изменилось?! Мы столько времени потеряли! А все из-за одноглазого! Это ж надо так вляпаться в историю с ведьмой!
Глубокая печаль Лоренса была сродни чувству, навеянному мыслями о будущем и о том, что еще предстоит преодолеть. Его раздражал одноглазый канонир. Его возмущало спокойствие капитана. Сальватор должен был убить маронов, раз знал об их коварном плане, а вместо этого отдал им все, что имел, и ни с кем не посоветовался. А если бы посоветовался, то Лоренс указал бы ему, что к чему, и то это было бы слишком гуманно. Несчастья, обрушившиеся на сефардов, проклятая ведьма, мароны, потеря жены – все это соединилось, слилось в дурной тягучий сон, который никак не заканчивался. А виной тому – Сальватор. Слишком долго Лоренс отсутствовал дома, слишком долго капитан таскал его за собой по морям… И ему вдруг пришла мысль, что Сальватор нарочно отпустил маронов. Все знали о кровожадности, о беспощадности Ястреба Смерти, а тут такое проявление великодушия и благородства. С чего бы это? Он, его старший помощник, мог потерять свободу из-за чертова желания капитана спасти рабов!..
Лицо Лоренса сильно исказилось, потемнело, стало похожим на морду росомахи, принюхивающуюся к чужим, посторонним запахам. Да, конечно! Капитан нарочно отпустил маронов, чтобы отвести подозрения от Монбара!
Мысль ослепила его, как заноза стала терзать его сердце; сильное раздражение овладело им и соединилось с чувством, которое обычно наступает после разочарования в любимых людях, тех, кому ты слепо доверял, кому был верен как собака. Но тебя унизили и предали.
Скорбя о потерянном времени и пустых надеждах, Лоренс все дальше шел от капитана...
Глава 9
Остров Чаяния. Траурная скорбь по усопшим сменилась ожиданием праздника встречи Нового года.
– В дни Рош ха-Шан на небесах, – учил раввин Моше собравшихся возле него слушателей на берегу моря, – выносится решение Праведного Судии. Кому жить, а кому умереть. Священный трепет должен объять сердце каждого верующего, ведь от его сердечного покаяния будут зависеть дни жизни его, многие и благая лета или плач и скрежет зубов. Десять дней покаяния должны принести мы Богу, чтобы Новый год дал нам обилие урожая, плодов земных и мирную жизнь, чего мы были лишены по грехам нашим в этом году. Так возблагодарим Бога за его богатые милости и щедроты Его к нам пусть не иссякнут. Да умилосердится Всемогущий над нами и изгладит беззакония наши.
Сальватор и дальше бы с интересом слушал раввина, вникая в смысл священного текста, если бы не боцман, отвлекший его внимание выразительными жестами.
– Что случилось, Джон? Ты не мог подождать?
– Капитан, за дни, что вас не было, некрасивая история случилась, что похлеще будет, чем сухопутных крыс кормить. Марсовый, бушприт ему в компас, не выдержал шторм.
– Ты можешь говорить яснее?
– Куда ж яснее, капитан?! Я ж говорил, чтоб не брали вы его. Мигель – это та еще портовая крыса. Он всех вел к заводи, и раз вас нет, швартоваться решил.
Сальватор, наконец, понял, о чем говорил боцман, и невольно улыбнулся.
– Неужто он один?
Боцман почесал затылок.
– Да нет, не только. Только он разозлил морского дьявола. Протабанило знать его.
– Попался все же? И кто его видел?
– Его Хаим видел, как они с Яффой, ну вы поняли, и сказал об этом раввину. А потом мать Лоренса…
– Неужели Яффа сбросила траурную одежду?!
Боцман кивнул.
– Теперь вот. Его судить будут на днях… Как их там, праздник их…