Баковые сидели, ощетинившись, понимая, что по их вине они оказались на острове Чаяния. Но с ними заодно был марсовый, Мигель. Бунт в море окупился слишком дорого. Сколько они еще будут на острове? И где найти лес? От нечего делать стали приставать к женщинам, за что теперь получат от капитана свои походные.
– Ладно, – будто прочитав их мысли, сказал Сальватор. – Лес мы найдем. Пока вы тут развлекались, я приметил в Мо-бее неплохой лоад, а вниз по течению реки кажется растет дуб. Завтра ты, Матиас, возьмешь людей и отправишься за лесом. Придется сделать ходок с пять, не меньше… А тебе, боцман, строгий выговор. Какого черта вы ослушались меня?! Я же сказал не трогать женщин. Сказал?
– Сказали, капитан.
– Говорил не связываться с евреями?
– Так. Ну мы ж, обезьян ихних…
– Отставить! Мы все связаны узами священного братства. И Лоренс – наш брат. Надеюсь, никто не забыл об этом?! Сказано древними: если гость приглашает тебя в дом, ты должен уважать его законы и традиции. А вы совершили харам, когда повели себя как английские солдаты, как проклятые монархисты с роялистами! Как вы поступили, а? Вы оскорбили Лоренса в его доме и нарушили мой приказ. Вы обвиняете Лоренса в жестокости и предательстве, а он лишь отстаивает интересы своего рода. И что теперь? Вы вершили самосуд?! Да, знаю, боцман не дал. Борцы за справедливость, мать вашу! Мы сражаемся с произволом властей, за право быть свободными. И вот дали вам свободу. И что я вижу? Мало того, что вы в мое отсутствие ни черта не сделали, так еще псиную породу показали. Учуяли течку, да?! Кому вы уподобились? Тем негодяям, кто когда-то обесчестил ваших жен… Помнишь, Анри, как это было? А ты, Генри? А ты, Матиас? Молчите? Но я прав, и найдите мужество признать это. Нельзя быть слабым, Анри. Когда ты слаб, то уязвим для врагов. Запомните, Веракрус не откроет ворота слабакам…
И поскольку все молчали, капитан продолжил:
– Если кто-то что-то не уразумел, то вспомните судовой устав и бумаги, которые вы подписали, когда нанимались на «Овидий». Запомните, у нас один путь – к свободе. Вы и я связаны узами братства с того дня, как оказались на борту этого фрегата… Итак, напоминаю: мы в ответе друг за друга. А ты, боцман, в ответе еще и за саботаж.
– Так что я, капитан? Я же ничего.
– Ты ничего да только твое «ничего» довело вот до чего. Поэтому вот мое слово. Мигель виноват и останется на берегу как заложник. Пусть евреи думают, что мы уступили. Анри, Генри, Стив отправитесь завтра с Матиасом за лесом. Остальные – стрингера менять и бимсы. С наказанием вашим определюсь позже.
– Э, капитан. Так мы ж тогда моллюсками пресными станем.
– Ты бы лучше молчал, Хью. Тебе бы перо обточить, а то все языком точишь.
Боцман ловко приструнил корабельного секретаря, дав тому подзатыльник, в то время как штурман осмелился задать вопрос:
– А дальше-то что, капитан? Позволим гошенам повесить нашего брата? Или заколем сами его как агнца непорочного?
– Да, капитан. Что дальше?
– А дальше нам нужно время, чтобы уличить Хаима в предательстве, а если этого нет, то все равно вы или я найдем способ убедить раввина отпустить марсового.
– Капитан, уж не желаете ли вы тягаться в красноречии с раввином?
Сальватор не отреагировал на ироничное замечание штурмана.
– Я лишь хочу справедливости. Надеюсь, это понятно всем. Надеюсь, вы все хотите того же, что и я… Да, наказание для вас пока определяю в размере 10 дней поста.
– Это что же, нам не есть и не пить 10 дней?!
– Капитан, помилуйте. Да лучше пеньковую джигу сплясать!
– Эгей, да мы же жрать друг друга начнем!
– У вас работы на 10 дней, некогда будет языки точить и конопатчикам лясы валять.
– Э, точно! Капитан говорит, что надо значит надо. И пост в самый хвост…
Сальватор остановил боцмана, с языка которого готов был слететь новый афоризм.
– Пост соблюдать будем днем, а ночью разрешаю есть и пить. Но если узнаю, что кто-то нарушил приказ, самолично пристрелю, нет, повешу, а лучше отдам на растерзание приматам Симбакуки.
Пираты не знали, что такое или кто такой «Симбакука», и оттого угроза капитана казалась им пострашнее пасти Морского Дьявола или пеньковой джиги. Если бы они знали, кто такой или что такое «Симбакука», то вряд ли бы были так удручены. Сальватор едва сдержал усмешку и сурово посмотрел на Джона. Слово было за боцманом.