– Как ни ворочай, шлюп корабля короче. Держим пост, капитан, – ответил тот, кусая седые, проеденные солью, усы.
***
Приближался последний, десятый день покаяния. Сальватору удалось выяснить за это время совсем немного. Евреи не разговаривали с пиратами, вели себя настороженно-озлобленно и при случае плевались. Больше всего плевков выпало на долю марсового, понуро отбывавшего свое наказание. Понуро выглядел и квартирмейстер, молча выполнял распоряжения, молча отслеживал ход работ в доках.
Неделю пиратский фрегат простоял в уютной живописной бухточке, накрененный на правый борт, с голыми мачтами, обнаженным днищем, и будто тяжело, сокрушенно вздыхал, напоминая раненого воина-исполина... Пока с судна не вынесли на берег все самое тяжелое, в том числе корабельные орудия. К такелажу прикрепили канаты, которые продели в тали и разместили на суше, рядом с рыболовецкими сетями.
Пираты сами иногда вздыхали, почесывая затылки. Похоже, они здесь застряли надолго. Особенно этим был недоволен Лоренс, вот от того и выглядел понурым и угрюмым в молчании. Его еще беспокоило то, что Ада откровенно интересовалась Сальватором. Похоже даже влюбилась в него. Хотя капитан не разговаривал с Адой, Лоренс видел, что между его сестрой и Сальватором что-то происходит, что-то, чему он не в силах помешать, и оттого больше раздражался и злился.
Яффа, по чьей вине пострадал Мигель, предпочитала молчать о случившемся. А когда Сальватор приближался к ней, чтобы узнать правду о Хаиме, то, словно девочка, краснела, поспешно уходила в дом, забирая дочь. Очень странное поведение для вдовы, если не сказать, что она до смерти напугана…
Хаим после дружеской вытяжки якорями – крепких объятий марсового – так и не оправился; умер. И хотя Сальватор так и не узнал правды, у него сложилось убеждение, что не объятия Мигеля стали причиной смерти еврея. Кто-то сильно желал Хаиму места в царстве Таната. Это могла быть как Яффа, так и Лея, жена Хаима, принявшая траурные одежды и подозрительно быстро смирившаяся с участью вдовы. Или кто-то еще… Но как бы там ни было, вина пала на Мигеля, и марсового приговорили к смертной казни. Малыш Стив, как и многие пираты, не мог смириться с этим, и больше всего с тем, что руки и ноги Мигеля вдруг перестанут служить общему делу.
***
Запел шофар торжественно и высоко. Раввин читал молитвы благодарения на Новый год.
Красноречивый взгляд осужденного, ведомого к месту казни, не вызвал у сефардов ни сожаления, ни сочувствия. Да и злобные взгляды пиратов, угрюмо стоявших вдали, не пугали их. Жители острова Чаяния так доверяли раввину, что нисколько не беспокоились о своем будущем, полагая, что самое страшное, что было с ними, осталось в старом году. А кровавая жертва, принесенная Богу, станет их избавлением от бед…
Между тем пираты, отложив работы в доках, тайно снесли оружие на берег и теперь ожидали нового распоряжения боцмана. Нужно было что-то делать! Марсовый не должен погибнуть. Если Сальватор не вмешается, Мигель все равно будет жить, так обещал им боцман. И пора уже наконец разобраться с гошенами!
Лоренс, помогавший раввину, чувствовал интенсивные колебания в разряженном воздухе. Что-то похожее было перед сильным ураганом, два года назад унесшим в море все постройки на берегу. Квартирмейстер невольно обернулся в сторону моря и увидел Сальватора. Ну нет, капитан не мог вызвать бурю, не то, чтобы ураган, хотя в его взгляде и отражалось неистовство стихии. На всякий случай Лоренс ближе подошел к раввину. Мало ли что вздумается Ястребу Смерти!
Шофар издал трижды короткие низкие звуки, похожие на вздохи океана, и раввин огласил древнее пророчество. Потом громко произнес:
«В дни Рош ха-Шан на небесах выносится решение Всевышнего. Кому жить, а кому умереть решает Бог. И то, что случилось в эти дни, по промыслу А-шем, свидетельствует против богомерзкого рода, носителем коего является вот этот человек. Его кровь станет жертвой искупления за грехи, совершенные в эти дни и во все дни жизни неправедного».