– Моя сестра – безумная! Безумная!
Будто выплевывая в лицо капитана каждое слово, прежде потаенное, с каким-то злорадным остервенением, Лоренс сказал эту жуткую правду.
Разве Ада похожа на безумную?! Капитан вспомнил все, вспомнил вчерашний разговор, ее лицо, глаза…
– Этого не может быть. Ада – гораздо рассудительнее, чем многие.
– Нет, сэр мать твою. Ты просто видишь то, что хочешь. Ада безумна. Это случилось после смерти отца, после того, как испанцы напали на наше поселение. А теперь обесчестив ее, ты обесчестил весь наш род, и меня, и мать, и покойного отца… Ты нарушил слово, дьяволица твоих кишок! Кто тебе будет верить?! Ты поступил хуже, в сто крат хуже собак-испанцев, этих маронов, всех их черт возьми! Что ты хочешь теперь? Мою душу?! На вот, подавись! Я тебе ничего не должен, сэр. Моя сестра окупила в полной мере мой долг. Запомни это.
– Хорошо, пусть так и будет. Ты мне ничего не должен. Может, тогда забудем все?
Слова капитана лишь больше разгорячили Лоренса:
– Ну да, убить меня хочешь? Тебе же нравится быть героем в глазах других. Как же! Ты – герой, спаситель! Никто не поверит мне, а слова безумной девочки для всех – бредни. А потом, когда увидят, потом увидят… Нет, этому не бывать… Если ты все же успел ее сделать, я убью ее, слышишь?! И тебя, если до этого ты не покинешь наш остров.
– Почему ты все видишь только в черном цвете?! Если я хочу жениться на твоей сестре…
– Женишься?! Ты? Да кто в это поверит? Зная тебя… Мать твою, ты же никогда не женишься, сам говорил. И зачем тебе это надо? Жениться на безумной?! Да что ты можешь предложить ей? Свой выдуманный графский титул?! Или сокровища Веракруса? Или стонущее сердце в ногах? Оно же у тебя там, все знают. Пожалуй, последнего лишу тебя я, если ты еще хоть раз приблизишься к ней.
В словах Лоренса было столько желчи и яда, что невольно капитан сделал два шага назад. Мало ли что?! Похоже, квартирмейстер сам обезумел. Но в его словах было больше правды, чем кто-либо прежде осмеливался сказать Сальватору. И все же за злобой и желчью Лоренса капитан уловил отчаяние, ту боль, которую испытывает дикий, тяжело раненый зверь с глазами, налитыми кровью, как у буффало.
***
***
Прошло две недели. Ремонт судна подходил к концу. Капитан намеренно избегал разговоров о женщинах поселения и пресекал всякие намеки на похорошевшую сестру Лоренса.
Но людская молва знает черное дело. Роман Сальватора с Адой, едва начавшись, оброс непристойными шутками. Кто-то посмеивался, втайне затаив на капитана злобу. А кто-то скрывал досаду и давно неутоленное желание. Ведь кто бы отказался развлечься, если бы еврейки были более сговорчивыми?! Тогда пребывание на острове стало бы приятным для всех. Но нет же… Капитан приказал не появляться в поселении сефардов, а лес для корабля искать в обход. К тому же не смолкали разговоры о жемчуге, столь щедро ссыпавшемся в жертвенную чашу раввина. Одним словом, чем владели сефарды, то вскоре могло стать достоянием членов экипажа «Овидия» без ведома капитана…
Сальватор неторопливо пил травяной чай, раскачиваясь в гамаке и обдумывая сложившуюся ситуацию. Пираты замышляли напасть на поселение и овладеть сокровищницей синагоги. Это и без гадалки ясно. Но как узнать, кто зачинщик на этот раз? Нужно было что-то предпринять до того, как пираты захватят сокровищницу. А может, слухи дошли до раввина, и евреи усилили охрану?
– Эй, боцман, сколько раз повторять, чтобы за моей спиной ничего не обсуждали!
– Есть, капитан.
– Я запрещаю подходить к еврейским домам и синагоге на пушечный выстрел. А любителям бегать в лес ноги переломаю.
– Да, капитан.
– В таком случае всех, кто ослушается еще раз, самолично пристрелю. А что касается тебя, боцман… Сколько не приучай зверя, все на сторону глядит.
– Э-э, это вы о чем?
– О том, что и так знаешь. Когда в поселении был, а? Что молчишь, словно тебя килеровали?
Боцман понял, что отпираться бесполезно.
– Так намедни в девятую вахту.
– Кто еще?
– Э-э, правда не моя, хоть и вышла вся. А малая вода сизигией мерещится, но кажется все на вахте побывали.