Терри побелела как мел. Откинула назад свои «уши спаниеля» и прошипела:
— Заткнись, Фран! Ты ничего обо мне не знаешь! Тебе просто нравится помыкать нами, вот и все! Сделай это, сделай то! Обожаешь командовать и чтобы твои приказы выполнялись! Со мной у тебя этот номер не пройдет, так и знай! Я тебе не подчиняюсь! Что, съела? Вечно изображаешь из себя мать настоятельницу! У нас коммуна, у всех равные права, поняла? Знаешь, почему остальные не против? У Нева нервное расстройство, а у Фитиля вообще нет мозгов. Ты привыкла, что они тебе не перечат, но я не такая, заруби себе на носу!
В ее голосе слышалась злоба, которую она раньше старательно скрывала. Но меня больше всего потрясло другое: само обвинение. Я вовсе не считала себя властной особой, которая обожает всеми помыкать. Мне не понравился нарисованный Терри портрет, и я решила оправдаться.
— Я никому и ничего не приказываю, а, наоборот, стараюсь помочь! Если бы ты, как все мы, что-то делала, из тебя, может, и вышел бы толк! Даже Фитиль — и тот старается!
Услышав мой комплимент, Фитиль удивился. Должно быть, его похвалили впервые в жизни.
— Спасибо, Фран! — сказал он.
Нев испуганно заметил:
— Слушайте, нам надо держаться заодно. Сейчас совсем не время разбегаться!
— Мы с тобой и Фитилем с самого начала держимся заодно… а она явилась потом. Если хочет, пусть убирается! — закричала я.
Терри вывела меня из себя, и оттого я злилась на нее еще больше. Теперь мне неприятно вспоминать о том дне. Я совсем не горжусь собой и понимаю, что не должна была набрасываться на нее. И Терри правильно заявила, что я ничего о ней не знаю.
Совершенно не помню, как Терри у нас поселилась. Кажется, ее привела Люси. Раньше мне казалось, что Терри осталась у нас главным образом из-за Деклана — он ей понравился. Кажется, и Деклану понравилась Терри, что, впрочем, не помешало ему уйти. По-моему, Деклан правильно сделал, что не взял ее с собой. Без нее ему куда лучше. Ну а я невзлюбила Терри с самого начала, не стану притворяться. И все-таки того, что произошло, я бы врагу не пожелала… И никто бы не пожелал.
Тип из муниципалитета приходил утром в понедельник. Понимая, что у нас почти не остается времени, мы с Невом отправились в Камден; кто-то говорил ему, что там есть какой-то сквот. Надо было проверить, найдется ли там местечко для нас. Отыскав нужное место, мы увидели, что дом пустой и стоит заколоченный. Тамошние власти успели выселить всех обитателей. А жаль, дом нам понравился. И выглядел он получше, чем наш. Потом мы немного послонялись в районе Камденского шлюза.
Фитиль и его пес ушли в западном направлении. Фитиль прихватил с собой мелки и открытку с репродукцией картины Эль Греко «Успение Богородицы». Ему оставалось найти лишь свободный клочок тротуара. Он не мог себе позволить тратить время даром, особенно теперь, когда погода снова портилась.
Терри не сказала, чем собирается заняться, да мы ее и не спрашивали. Никто не ожидал, что она займется чем-нибудь полезным — например, поищет нам другое жилье.
Знаю, о мертвых не принято говорить плохо. Это неприлично. О мертвых полагается говорить только хорошее, иначе они вернутся и начнут тебя преследовать. Теперь я убедилась, что это так и есть, потому что Терри преследовала меня. Возможно, не забыла, сколько я ей наговорила колкостей, пока она жила с нами, и сколько всего сказала потом… после того, как это случилось.
Вернусь к понедельнику. Мы с Невом пришли из Камдена довольно поздно. Знакомые пригласили нас отобедать с ними. Они были вегетарианцами, как Нев, поэтому накормили нас в основном бобами, правда приготовленными с выдумкой. Я с удовольствием ела горячее, пряное рагу, хотя и понимала, что потом желудок мне отомстит.
Когда мы вернулись, в доме царила тишина. Было темно из-за того, что отключили электричество. Мы жгли свечи. Войдя, я втянула воздух: кроме обычного запаха гнили, я уловила что-то еще, что подсказывало: в доме кто-то побывал. Никаких доказательств я предъявить не могла; у меня возникло лишь неясное ощущение, правда довольно стойкое. В доме побывал чужак. Совершенно посторонний человек, не такой, как мы. Не был он и представителем местных властей. Он оставил после себя след в виде запаха — почти неуловимого аромата какого-то одеколона. Одно время я работала в дешевой аптеке, где приторговывали парфюмерией по сниженным ценам. В одеколонах я разбираюсь — во всяком случае, умею отличить хорошие от дешевки. У нас пахло дорогим одеколоном — такие обычно покупают в подарок на Рождество.
Чужой запах в прихожей разозлил меня. Вначале я решила, что Терри опять воровала в магазине. А ведь я всегда ее отговаривала! Потом я немного остыла и подумала: а вдруг у нее на самом деле больше денег, чем она говорит? Что, если она купила такой одеколон для себя? По-моему, такие ароматы гораздо больше подходят женщинам, чем мужчинам. Правда, это лично мое мнение. Ну а Терри… Она никогда не признавалась, сколько у нее денег. И тратила то, что у нее было, на всякое барахло да на глянцевые журналы, в которых печатают идиотские советы, как превратить убогую квартирку в роскошные апартаменты, куда не стыдно позвать корреспондентов из «Хелло». Это в то время, когда мы жили на одном хлебе с маргарином и подставляли ведра под дыры в крыше!
Я поделилась своими мыслями насчет одеколона с Невом, но он ответил, что ничего не чувствует, потому что все забивает плесень. О том, что у нас побывал чужак, я решила умолчать. Не так просто было объяснить, почему мне так показалось. Люси верит в сверхъестественное; она-то и сообщила мне, что я — прирожденный медиум. Я ни во что такое не верю. Во всяком случае, не думаю, что верю. Если бы меня заставили объяснить, что я почувствовала в тот миг, теперь, оглядываясь назад, я могу признаться: наверное, я почуяла опасность. Будь я пещерной женщиной, я бы предположила, что рядом с моей пещерой бродит поросший шерстью мамонт. Но в тот день опасность таилась не снаружи. Она была внутри, в нашем жилище.
Мы вошли в гостиную и снова растопили камин, потому что продрогли от холода. Мы оба молчали, но думали, что на следующей неделе станет гораздо холоднее, а нам наверняка придется спать под открытым небом, пока мы не найдем себе другое жилье. Через какое-то время вернулся Фитиль с собакой и четырьмя банками пива. А еще он принес упаковку сосисок, которые решил поджарить на лопате вместо сковородки.
Сосиски пахли восхитительно. Жир шипел и капал в пламя, и его языки, красные и желтые, взметались вверх. Стало очень уютно, и нам было хорошо. Когда сосиски поджарились, стали хрустящими и темно-коричневыми, Фитиль предложил их нам. Можно как угодно относиться к Фитилю, но одного у него не отнимешь: он парень добрый и всегда делится. Нев от сосисок отказался, потому что он не ест мяса, а я отказалась из-за того, что бобы, которыми нас угостили, уже давали о себе знать. И потом, я была уверена, что Фитиль, скорее всего, с самого утра ничего не ел.
Часть сосисок Фитиль отделил для пса и положил их на каминную полку, чтобы остыли. Потом он спросил:
— Как вы думаете, Терри будет есть сосиски, когда вернется?
— С чего ты так о ней печешься? — ответила я. — Ей-то на нас наплевать! — Мои слова отражали мои тогдашние чувства. Терри все-таки была одной из нас, хотя и не нравилась мне. Если бы в то утро я с ней не поссорилась, я бы, наверное, предложила оставить ей еды.
Но в ту ночь она не вернулась — во всяком случае, мы думали, что она не вернулась. Мы ее не видели.
Терри не объявилась и на следующее утро, и Фитиль предположил, что она подалась в бега, как Деклан.
— Нашла себе другое жилье, — сказал он. — Нас бросила, а сама куда-нибудь переселилась. После того как к нам приходили из муниципалитета, ее винить трудно. Наверное, здесь оставаться уже бессмысленно.