Вскоре меня допустили и до собственно пирамид – больших, огромных; мне как Посвящённому (пусть и на самую низшую ступень) вручили ключи от гробницы Хуфу – мне доверили нести их в своих руках.
Та пирамида воистину была огромна: гладкая, блестящая, покрытая какой-то белой облицовкой. Верхний конус, треугольник был отделан особо (ну прямо вулкан и его жерло), и на него было нанесено изображение ока какого-то бога (Осириса, Ра, Гора или Атума – без понятия). Но глаз был очень красивый (я бы сказал, даже изящный). Более того, глаз был «подкрашен», и я даже сказал бы, что это глаз прекрасной женщины. Он меня заворожил, и я так долго не отрывал от него свою голову, что у меня чуть шею не свело – смотреть вверх несколько часов.
– Идём, – Пробудил меня Птахмес. – Сегодня будем наблюдать за звёздами.
– Ничего себе! – Обезумел я от свалившегося счастья. – А я думал, жрецы только тела расчленяют…
Говорил я вроде бы вполголоса, почти шёпотом; однако Птахмес меня услышал (что неудивительно – у людей древней старины чувства были более остры).
– Побольше уважения к жречеству. – Начал поучать, напутствовать, наставлять меня верховный жрец. – У нас самый широкий спектр занятий: бальзамирование, служба в храмах, иные ритуальные труды. Среди нас и архитекторы, и зодчие, и звездочёты; мы помогаем фараону в государственных делах. Мы следим за разливом Нила и заботимся о народе древнеегипетском…
«Мы, мы…», думал я. «Мы… Верёвка от чалмы. Можно подумать, что без вас прямо совсем никуда, как во времена Херихора – которые, между прочим, ещё не настали».
– То, что ты перед собой видишь – не просто пирамида. – Продолжал разглагольствовать Птахмес, остановившись перед самыми вратами в гигантскую пещеру. – Это не только гробница царей и их жён, но и обсерватория для учёных жрецов; это комплексное сооружение, а не только лишь захоронение.
Прежде, чем мы вошли внутрь этого громадного чулана, Птахмес воскурил какой-то фимиам, покадил им на нас обоих, зажёг факел, отпер двери, и только тогда мы переступили порог… За которым были тьма и мрак – кромешная тьма и зловещий мрак.
Лампадка осветила зелёные надписи на внутренних стенах пирамиды.
– Что это? – Спросил я.
Птахмес ничего мне не ответил.
Мы пошли дальше, и я увидел валяющиеся кое-где скелеты.
– Это те, кто дерзновенно проник в святая святых. – Поднял жрец вверх свой указательный палец. – Это как мелкие воришки (которые есть пыль пред Амоном-Ра), так и жрецы, павшие в искушении своём, не убоявшиеся расплаты за великий грех и скверну свою. Они пожелали богатств, но задохнулись здесь в страшных муках. Они корчились в судорогах от проклятья фараонов, и издохли не сразу. Они взывали, но не услышал их никто. Они молили о скорой смерти (в предсмертной агонии осознав непотребство, бесчинство своё); они взалкали, они стенали. Глухи были эти стены, и пожрала их язва. Трупная муха искусала, загрызла их до смерти; живые белые нити выползли и искромсали чресла их. Заживо поели, и крик страждущих умолк на полуслове. Они уже не хотели золотых ламп; они хотели пить и есть. Так случится с каждым в назидание. Это послужило хорошим уроком: вот уже много лет никто не осмеливается потревожить дух упокоенных.
– Но вы же заходите. – Задумался я.
– Мы идём вверх, а не вниз. – Оскалилось, ощетинилось лицо жреца, которое отбрасывало страшные тени на стены. – Это бесконечный, замкнутый круг; разветвлённый лабиринт, в котором нет выхода для тех, чьи помыслы и алчны, и корыстны.
Птахмес оказался прав: внутри пирамиды оказалась густая сеть ходов. Я со жрецом-то блуждал битый час; сколько же бродил бы я в одиночку?
Мы поднялись на самый верх, находясь внутри самой большой пирамиды в мире. Солнце к тому моменту уже надумало с нами распрощаться, и его лучи последними штрихами проникали через «глаз» вовнутрь, причудливо сияя.
– Как красиво! – Ахнул я.
– Красиво? – Насмешливо повторил верховный жрец. – Это бесподобно; такого ты не увидишь больше нигде на свете. Атланты были далеко не глупы, и по доброте своей душевной помогли и нам, и инкам – они научили нас не только строить пирамиды, но и…
– Ты сказал – атланты??? – Не поверил я своим ушам.
Первым делом я хотел спросить, не знает ли Птахмес Архонта и Румелию (язык мой – враг мой); ведь мы, люди современности, всегда расспрашиваем про возможных общих знакомых. Как забилось моё сердце! Но разум (равно как и Маленькое Зло) остудил мой пыл, ведь неизвестно, в каком именно тысячелетии пересеклись пути Атлантиды и Та-Кемет.
– А что даёт вам ваша обсерватория? – Задал я вполне резонный вопрос. – В ближайшей перспективе, например.