Я бросил якорь в нижней части бухты, у небольшого холма, на котором еще сохранились руины форта. Теперь у меня сложилось впечатление, что я оказался в своего рода круглом бассейне, так как вход в бухту издалека казался очень маленьким. Разрушенные здания, последние следы оккупации острова нашим флотом, свидетельствовали о том, что когда-то остров процветал. Горы, возвышающиеся до величественных высот, образовывали своего рода огромный природный амфитеатр вокруг бухты, берег которой был окаймлен полосами белого песка, сверкающего на солнце или прерываемого маленькими ручьями, стремительно спускающимися из долин, огромными трещинами ослепительно-зеленого цвета между горными вершинами, и все это расходилось лучами от бухты. Так, должно быть, это место выглядело для фрегатов французского адмирала Дю Пети Туара в 1842 году и для Германа Мелвилла, когда он в компании с Тоби сбежал с китобойного судна «Долли» и поднялся в горы, чтобы добраться до долины Тайпи. Но, увы, где были те живописные хижины туземцев с их лиственными крышами и стенами из бамбука, так искусно сплетенными?
Вдоль бухты пролегала единственная дорога, усыпанная уродливыми деревянными постройками, которые использовались в качестве офисов и складов торговцев.
Почти полное отсутствие туземцев было здесь более очевидным, чем где-либо еще на Маркизских островах, и само по себе являлось убедительным доказательством опустошения, которое следует за тем, что обычно называют белой цивилизацией. Менее чем столетие оккупации было достаточно, чтобы опустошить острова. Все население Нуку-Хивы, которое русский Крезенштерн оценивал в 16 000 человек, уже сократилось вдвое, когда туда прибыл Дю Пти Туар, а во время моего визита едва достигало 600 человек. Все эти соображения наполнили меня меланхолией и заставили сократить мой визит в Тайоае. Я даже не захотел посетить знаменитую долину Тайпи, где десяток туземцев доживали свои жалкие дни — последние выжившие из тысяч, которые вели идиллическую и счастливую жизнь, когда там был Герман Мелвилл, менее ста лет назад.
В Тайоае, правда, были некоторые мои соотечественники, которые радушно меня приняли, но я люблю изучать человечество во время своих путешествий и исследовать различные представления о добре и зле у многих народов, а также образ мышления туземцев, который так отличается от образа мышления белых людей. Поэтому по вечерам я обычно приходил на веранду торговца Боба, где собиралась молодежь страны. Боб был старым моряком из Ливерпуля, который давно поселился на Маркизских островах в качестве торговца. Он привлек меня с самого начала просто потому, что его любили местные жители. Он был прирожденным рассказчиком, и его беседы были очень поучительными.
«Файркрест» стоял на якоре более чем в полумиле от берега, и я обычно плавал до пляжа и проводил часть каждого дня, играя в прибое или растянувшись на песке, греясь в лучах тропического солнца. Поздно вечером, когда я вошел в воду, чтобы доплыть до своей лодки, мимо меня проплыла огромная акула. Я плеснул водой и поднял шум. Акула испугалась и уплыла прочь; тем не менее, чтобы избежать неожиданных атак, я больше не рисковал далеко заплывать в воду ночью. Вскоре шхуны, которые я встретил в Таха-Уку, присоединились ко мне в гавани.
Утром 11 января я снялся с якоря и, выйдя из залива Тайоае, направился на восток, пройдя под скалами, которые отвесно поднимались от края воды, и вскоре прибыл в узкий канал, ведущий в залив Тайоае. Пейзаж был впечатляющим и даже превосходил гавань Тайоае своей странной красотой. Узкая расщелина в скалах выходила в очень зеленую долину, ограниченную с запада абсолютно вертикальной стеной базальта высотой более 1500 футов. Четыре или пять кабельтов в расщелине расширялись вправо, заканчиваясь в круглом бассейне Хакатеа, в чьих спокойных и умиротворенных водах, окруженных зелеными горами, я бросил якорь, защищенный от ветров и волн. В конце залива была сияющая белая полоса песка и диких кустарников, чудесное уединение, нарушаемое только блеянием диких голов, которые резвились на склонах гор. Спустив на воду лодку Berthon, я направился к пляжу Акауи, в конце соседнего залива.