Четверг, 13 ноября. — Дует сильный ветер, немного больше с востока; я весь день стою у руля и вынужден привязываться к румпелю, так как море сильно взбушевалось. Появляются многочисленные радуги, но между облаками небо слишком бледно-голубое, и я знаю, что плохая погода еще далеко не закончилась. Море становится все более неспокойным, а барометр падает все ниже и ниже. Я очень устал, но часть ночи мне приходится усиленно качать воду.
Пятница, 14 ноября. Ветер немного стих, но море по-прежнему бурное. По моим наблюдениям, я нахожусь в ста милях от Бермудских островов. В небе огромная радуга. Атмосферное давление низкое, но небо проясняется на юге, откуда, как я предсказываю, и придет хорошая погода. К вечеру ветер стихает, и барометр постепенно начинает подниматься.
Суббота, 15 ноября. Я поднимаю первый стаксель и все паруса. Это первый хороший день с тех пор, как я покинул Нью-Йорк. В 15:00 я прохожу мимо почтового судна «Сент-Джордж» с Бермудских островов, направляющегося в Нью-Йорк. Они опускают флаг, и я отвечаю на салют. К вечеру дует только легкий встречный ветер. Ночь ясная, и два астрономических наблюдения показывают, что я нахожусь в пятидесяти милях к северу от Бермудских островов.
Воскресенье, 16 ноября. Весь день я лавировал против сильного встречного ветра и сделал несколько наблюдений секстантом, поскольку Бермудские острова окружены коралловыми рифами, которые простираются в море более чем на пятнадцать миль от северного побережья и уже погубили много хороших судов. Ближе к 15:00 я вижу землю по правому борту, а с наступлением ночи вижу вспышку маяка Св. Давида. Я продолжаю лавировать в сторону суши некоторое время, затем останавливаюсь и ложусь спать, совершенно измученный усталостью. На рассвете следующего утра земля исчезает из виду, и линия Сумнера показывает мне, что я дрейфовал примерно на тридцать миль к юго-востоку. Я лавирую весь день на волнах, набирая много зеленой воды, из-за чего мне приходится постоянно ее откачивать. Около 4 часов утра я снова вижу землю, а в утренних сумерках прохожу мимо американского эсминца и вхожу в гавань Св. Георгия.
Доктор Шелли, потомок поэта, поднимается на борт и дает мне справку о хорошем состоянии здоровья. Он говорит мне, что все прибывающие суда жалуются на плохую погоду и что двухсоттонной шхуне потребовалось пятнадцать дней, чтобы добраться сюда от американского побережья, и она понесла серьезные повреждения во время плавания.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
НА БЕРМУДАХ
«Файркрест» снова готов к плаванию
К девяти часам утра, после шестнадцати дней бурного плавания, я бросил якорь в гавани Сент-Джордж. К десяти часам я уже нашел мастера-конопатчика, плотника и кузнеца и приступил к ремонту. Я получил разрешение пришвартоваться рядом с небольшим островом, принадлежащим короне, на который только я имел право ступить. К моему большому удовольствию, я обнаружил, что рабочие Бермудских островов, хотя и работали медленнее, чем те, которых я нанимал в Америке, были гораздо более тщательны. После двух недель работы палуба была сделана совершенно водонепроницаемой, а повреждения, причиненные столкновением с пароходом, были полностью устранены. Паруса были очень странно растянуты в штормах, которые я встретил. В Нью-Йорке, хотя я позаботился о том, чтобы грот был на полфута короче по каждому измерению, он оказался на 18 дюймов длиннее, чем гик, и на 30 дюймов длиннее, чем мачта. Я не был удивлен, поскольку новый парус необходимо постепенно растягивать, прежде чем он примет окончательную форму, а в первый день плавания я столкнулся с сильным штормом. Поэтому его пришлось перешить. Подвергаясь воздействию ветра, дождя и морской воды в течение пятнадцати дней, без возможности высохнуть, полотно уже было поражено плесенью. Я тщательно покрасил паруса красной охрой с льняным маслом, что сделало их устойчивыми к погодным условиям, одновременно защитив от влажности тропиков и придав им насыщенный красный оттенок.