Позже вечером, собравшись расплачиваться с привезшим меня в казарму таксистом, я обнаружил, что на самом деле мне дали одну двадцатку и четыре однодолларовых купюры. Вот же дурак, подумал я. Нехрен больше шататься по вечерам и нажираться. Любопытства ради я на следующий день сообщил об этом инциденте в филиппинский полицейский участок на базе.
Я не ожидал какого-либо продолжения. К моему удивлению, молодой полицейский, с которым я подружился, в тот же вечер поехал со мной в город и попросил показать менял. Офицер схватил парня за горло и поволок на КПП №1. На том КПП было еще несколько местных охранников, которых я знал. Один из них схватил менялу и заорал ему в лицо: "Ты не охренел ли, нажегши этого парня? Он наш друг!"
Меняла вынул из бумажника пачку денег, отсчитал пять двадцаток и вручил их мне.
В другой вечер я пригласил троих филиппинских охранников пойти со мной выпить. Когда мы шли по Периметр-роуд, какой-то парень полез в мой карман, попытавшись вытащить бумажник. Я отреагировал, схватив его за запястье и швырнув на землю. В считанные секунды меня окружили три дюжины разъяренных местных хулиганов. Я ожидал, что меня изобьют.
Но прежде, чем был нанесен первый удар, один из бывших со мной охранников вытащил пистолет и выстрелил в воздух. Шпана разбежалась. На сигнал тревоги от КПП №1 прибежало еще больше вооруженных охранников. Их посыл был ясен: не связывайтесь с этим парнем. С тех пор меня оставили в покое.
Очень хорошо иметь друзей.
Я люблю прыжки почти так же, как и секс, и стараюсь заниматься и тем и другим как можно чаще. Команды "A", безусловно, удовлетворяли мой аппетит к первому. Но все увлекательные занятия, такие как прыжки с большой высоты, сопряжены с опасностями и возможными осложнениями.
Однажды, будучи на Кларке, мы с еще одной группой поехали на полигон, где отрабатывался ближний бой, чтобы тренировать спецназ филиппинской армии. Филиппинские коммандос еще не прошли парашютную подготовку, поэтому мы договорились провести демонстрацию, совершив прыжок в полном боевом снаряжении. Планировалось, что мы прыгнем с 18500 футов (5600 м), приземлимся рядом с их тиром и начнем стрелять и поражать цели.
У нас были большие парашюты MC-5 с закрепленными под ними рюкзаками, кевларовые шлемы с дополнительными амортизирующими подушками и удерживающими ремешками, которые впереди оборачивались вокруг подбородочного ремня, проходя под пряжками, а также черные джангл-бутсы. Одна только парашютная система весила около сорока фунтов (18 кг). Наши рюкзаки, аптечки, рации, оружие и магазины добавляли еще восемьдесят или девяносто (36 – 40 кг).
Видимость была хорошей, дул легкий юго-западный ветер. Я выпрыгнул из C-130, сделал быстрый кувырок и почти минуту падал, распластавшись на животе и вытянув руки. Бросив взгляд на шкалу альтиметра на запястье, я раскрылся на 4000 футов (1220 м). Купол раскрылся без каких-либо проблем. На 500 (150 м) я потянул за язычок замка, чтобы отцепить рюкзак, затем подтянул колени в положение готовности к приземлению. Но я потянул клеванты и слишком быстро отпустил их, и на 100 футах (30,5 м) увидел, что иду прямо на большой валун, и у меня не осталось возможности сманеврировать.
Я ударился об него, боль в ногах была настолько сильной, что я сразу впал в шок. Медик нашей группы, Берни О'Рурк, подбежал ко мне, увидел, что кусок моей правой бедренной кости, проткнув штанину, торчит над голенищем ботинка, и стащил с меня подвесную.
Он сделал две инъекции морфия и намотал повязку прямо поверх формы. Сержант группы вызвал грузовик, чтобы отвезти меня на Кларк.
Берни сказал ему: "Ты с ума сошел? Это пять часов езды".
Вместо этого Берни вызвал медэвак, который прибыл через сорок пять минут. Когда он и еще один член группы несли носилки со мной к задней части "Чинука", Берни поскользнулся и выронил свой конец носилок, который ударился о рампу.
"Ох, Чангиз, прости меня", сказал он.
"Какого хера, Берни", ответил я с улыбкой, полностью оглушенный морфием.
На бетонке авиабазы Кларк меня ждала санитарная машина, доставившая меня в госпиталь. Я провел пять с половиной часов в операционной и ничего не почувствовал.
На следующий день я проснулся с ногой на вытяжении, а моя лодыжка удерживалась пластинами, прикрепленными с обеих сторон дюжиной винтов. Через месяц меня перевезли санитарным бортом на Окинаву, где я провел еще три месяца, ковыляя в гипсе, в обнимку с костылями.