Падаю на колени перед унитазом… и Ильяс появляется рядом. Он обхватывает меня рукой, не позволяя нырнуть вниз головой, и убирает назад растрепанные волосы.
Страшно унизительно! Меня выворачивает наизнанку в объятиях мужчины, до слез на глазах. Это ужасно стыдно… и приятно. Я чувствую себя больной и несчастной, а рядом тот, кто за меня переживает.
— Все? Тебе легче? — участливо спрашивает Ильяс.
Я киваю, пытаясь отдышаться. Он помогает мне встать и достает полотенце из шкафа.
— Где паста и зубная щетка, ты знаешь. Одежда… Белье сохнет после стирки, а платье придется отдавать в химчистку. Я позабочусь об этом. Тами, тебе помочь?
Отчаянно мотаю головой и облегченно вздыхаю, едва Ильяс покидает ванную комнату. Почему он такой… хороший? Мне бы радоваться, конечно…
После рвоты головная боль немного отступила. Я тщательно умываюсь и чищу зубы, привожу себя в порядок и расчесываю волосы. Не знаю, где мои шпильки и заколки, поэтому плету косу и перекидываю ее на спину. Выходить к Ильясу приходится все в той же футболке, которая едва прикрывает попу. К сожалению, ни спрятаться, ни сбежать не удастся.
Ильяс внизу, хлопочет на кухне. Аромат кофе разливается по студии, гудит миксер. Осторожно спускаюсь по лестнице, испытывая легкое головокружение. И зачем я так напилась? Идиотка!
— Иди сюда, — зовет Ильяс, оглядываясь через плечо. — Выпей таблетку.
Иду, куда ж деваться… Не спрашиваю, что за шипучую дрянь он мне подсунул — послушно пью, надеясь, что это поможет. Ильяс ставит передо мной чашку с кофе и стакан с какой-то молочной бурдой.
— Пей. Будет легче.
Кофе, как обычно, чудесен. И молочный коктейль тоже. В этом идеальном мирке отвратительна только я. В пьяной женщине нет ничего красивого, а уж с похмелья зрелище и вовсе мерзкое.
Ильяс ни о чем не спрашивает, ничего не говорит, и я тоже молчу. Мы пьем кофе, избегая прямых взглядов. Но сказать что-то надо…
— Прости, пожалуйста, — бормочу я, уткнувшись взглядом в пустую чашку. — Я не думала, что так получится.
— Как ты себя чувствуешь? Лучше?
— Лучше… Спасибо… Я уйду, как только…
— Ах, да… Платье. — Ильяс тянется к телефону. — Сейчас вызову курьера.
Я не испытываю неловкости, сидя перед Ильясом в его же футболке на голое тело. Он видел меня и без одежды. Но за пьянку стыдно, даже очень. И, кажется, Ильяс это прекрасно понимает.
— Ну что, моя прекрасная невеста, наказать тебя за ночной дебош? — вкрадчиво интересуется он, отдав курьеру платье.
Я вскидываю голову и сталкиваюсь с насмешливым взглядом. Ильяс шутит, но внутри меня что-то тревожно екает и замирает. Не могу отвернуться — его взгляд притягивает, как магнит. Разрез глаз, размах бровей, изгиб губ… Ильяс все еще любимый и желанный мужчина, и невыносимо больно осознавать, что мы — не пара.
— Накажи… — шепчу я одними губами. — Но я тебе не невеста.
— Тами, ты опять за свое, — вздыхает он. — Хочешь, встану на колени? Как мне вымолить прощение?
— Нет, не хочу, — пугаюсь я. — Не надо вымаливать. Обман я простила.
— А что не простила? Почему я не могу назвать тебя невестой?
Я только что совершила ошибку. И правда, обида за представление, что устроил Ильяс, еще осталась, но простить его я могу. Однако я так и не придумала, как объяснить нежелание выходить замуж. Грубо оттолкнуть жениха не получится, у Ильяса определенно твердые намерения.
Как… Как мне сказать ему, что его отец…
Я сглатываю и прижимаю пальцы к вискам.
— Голова болит, — жалуюсь я, прибегая к женской хитрости. — Мы поговорим, но позже, хорошо?
— Хорошо, — нехотя соглашается Ильяс. — Может, приляжешь?
— Нет. Отдай телефон, пожалуйста.
— Не могу. Я отдал раньше, и ты его разбила.
Замечательно! Кое-что я все же забыла. Очень удачно, так и скажу Ахарату, что не могла позвонить.
— Я куплю тебе новый. Хочешь, выберем вместе? Прямо сейчас?
— Нет, спасибо.
— Хочешь сообщить отцу, где ты?
— Отчиму, — поправляю я. — Мой отец умер. Нет, не хочу.
— Он же волнуется.
Ильяс продолжает насмехаться, а у меня снова стучит в висках.
— Неужели он до сих пор не позвонил тебе?
— Да, мы разговаривали, — легко соглашается он, а потом меняется в лице. — Тами, опять плохо?
Я сильнее сжимаю виски, но боль нарастает. Похоже, это отголоски моего невроза: организм словно запрещает мне думать о проблемах.
— Иди сюда.
— Отстань! — отбиваюсь я от Ильяса, стаскивающего меня со стула. — Оставь в покое!
Просить бесполезно. Он не обращает внимания на мою мышиную возню и, схватив в охапку, несет к дивану.