— Зари, прости, — говорит мама. — Успокойся. От нас твоя семья ничего не узнает.
— Тамила уже рассказала… Ильясу… — всхлипывает Зарифа. — Что ей помешает? Она обижена… И зачем… ты…
— Потому что она моя дочь. И ты на моем месте поступила бы так же. Я много лет хранила твой секрет, и Тами сохранит, я уверена. Но она должна была узнать, ей надо отпустить прошлое.
— Я знала… знала, что так будет… — Зарифа плачет, и мне искренне ее жаль. Может, я дура, но чужие страдания никогда не приносили мне радости. — Я была против этого брака.
— Жаль, что у тебя не хватило смелости рассказать все мужу. Дети не должны отвечать за грехи нашей молодости.
— Я не гулящая! Тата, ты тоже спала с мужчиной до брака!
— Я тебя не виню, Зари. Знаю, как это бывает. Но нагрешила ты, а страдает твой сын.
— Он не хотел жениться…
— Пока не увидел Тами! — перебивает ее мама. — Ты не замечаешь, как он на нее смотрит? Они тянутся друг к другу и мучаются от того, что не могут быть вместе. А теперь и я против их брака.
— В чем я виновата, Тата? Все ошибаются…
— У меня язык не повернется назвать ошибкой твоего сына! Я даже радовалась, что он станет мужем Тами. Тогда Ахарат мог бы нянчить своих внуков, ведь он относится к Тами, как к дочери. Но ты доверила тайну змее… Ни мужу, ни отцу Ильяса, а какой-то чужой женщине, которая, наверняка, мечтала разрушить твою семью. И ей это почти удалось.
— Байсал — отец Ильяса, — упрямо возражает Зарифа. — Он первым взял его на руки, он его воспитал…
— Потому что ты так захотела. Разве Ахарат отказался бы от сына, если бы знал о нем?
— Родители были против нашего брака. Я не смогла пойти против их воли.
Да, именно так и бывает. Здесь такое не редкость. Сейчас девушкам чаще позволяют выбирать мужа по сердцу, но я слышала от старших, что раньше дети и слова не могли сказать поперек родительской воли.
— Зари… Прости, но я спрошу. Ты… его любишь?
Голос мамы звучит так тихо и печально, что на глаза наворачиваются слезы. И это я себя жалею? А как мама живет с мыслью о том, что ее муж любит другую женщину? Ведь если Ахарат и Зарифа решились на такое, значит, любили друг друга.
— Любила, — отвечает Зарифа. — Или была влюблена. Это быстро прошло, но я не жалею. О сыне — не жалею.
Я больше не могу подслушивать, это меня не касается. Но стоит сделать шаг от двери, как Зарифа спрашивает у мамы:
— Почему ты против брака наших детей?
И правда, почему? Ведь я узнала достаточно, чтобы отпустить прошлое.
— Потому что ты ничего не расскажешь мужу. Может, это и правильно, Зари, но скелеты из твоего шкафа будут сыпаться снова и снова, отравляя жизнь нашим детям, внукам и правнукам. Я не хочу такого будущего для своей дочери. Это как проклятие, понимаешь?
Я так и не узнала, что ответила ей Зарифа, потому что в дом кто-то вошел: скрипнули половицы в коридоре. Сорвавшись с места, бегу к двери и врезаюсь в Ильяса.
— Тами? — Он ловит меня и с тревогой заглядывает в лицо. — А я тебя ищу. Что-то случилось?
— Я… я поговорила, как ты хотел… — бормочу я, пытаясь скрыть смятение.
— Мама опять тебя обидела? — мрачнеет он. — Ну все, хватит! Где она?
Отодвинув меня в сторону, он делает шаг по направлению к кухне.
— Нет! — Повиснув на Ильясе, прижимаюсь щекой к его спине. — Никто меня не обижал. Пойдем, я тебе все расскажу.
— К тебе в комнату? — Он поворачивается ко мне, разжимая кольцо рук.
— Нет, лучше во двор. Или… пригласи меня на прогулку, отпроси у Ахарата. По улице, на виду у соседей, он разрешит. Так нам не помешают. Я сейчас выйду, подожди.
Буквально выпихиваю Ильяса из дома и бегу к себе. Мне бы чуть больше времени, чтобы отдышаться, привести мысли в порядок, но я боюсь не успеть. Наскоро переплетаю косу, перевязываю платок и отряхиваю платье. На щеках лихорадочный румянец, но его можно объяснить смущением.
— Погуляйте, — улыбается Ахарат добродушно в ответ на просьбу Ильяса. — Дело молодое.
На лице Байсала тоже улыбка: открытая, теплая. Я впервые смотрю на него без ненависти в сердце. И это так дико, что не укладывается в голове. Я простила его? Не может быть…
Мы с Ильясом медленно идем по улице, и я не решаюсь заговорить первой.
— Ты в порядке? — спрашивает Ильяс.
— Да, наверное, — вздыхаю я.