- Наклони голову, - просит Илья.
Охотно откликаюсь на просьбу, мне нравятся его поцелуи, но он снимает платок и вынимает из волос заколки и шпильки. Тяжелая коса падает на спину.
- Распусти…
Фыркаю и расплетаю косу, пропускаю волосы сквозь пальцы, и они рассыпаются по плечам. Тянусь к заколке Ильи, но он решительно отстраняется и ловит мою руку.
- Нет, - говорит он. – Не надо.
Не настаиваю, хотя очень хочется посмотреть на него с распущенными волосами. Раньше мне такое не нравилось, но в Илье прекрасно все.
Он медленно расстегивает пуговицы на платье и снимает его с меня через голову.
- Ты основательно упакована, - хмыкает он, обнаружив под платьем нижнюю сорочку и пояс с чулками.
- Подарок должен быть красиво упакован, - кокетливо улыбаюсь я. – Тебе нравится?
Носить дорогое белье меня научила мама. Ну и что, что никто не видит? Зато я знаю, что скрывает бесформенная одежда.
- Нравится, - соглашается Илья, помогая мне освободиться от сорочки.
Он быстро нащупывает застежку бюстгальтера и ловко ее расстегивает, освобождая груди. Я замираю от непривычных и будоражащих кровь ощущений.
Впервые мужчина в упор рассматривает мою обнаженную грудь. Это волнительно и сладко одновременно. Илья накрывает ладонями полушария, мнет их, трет соски подушечками больших пальцев. Прогибаюсь в пояснице, откидываясь назад, прикрываю глаза. Что-то мягкое и влажное касается соска. О боже… Илья лижет его языком, потом дует… Сладкая судорога пробегает по телу, внизу живота разливается приятное тепло. Закусываю губу, чтобы не застонать, а он проделывает то же самое с другим соском.
Я пробовала ласкать себя руками, но когда чувствительных точек касается мужчина… Это восторг! Илья делает это нежно, мягко, осторожно. Он целует нежную кожу над ключицей, проводит по ней языком, спускается ниже и ниже – к соску, обхватывает его губами и сосет, трет языком вершинку. Одновременно Илья гладит меня по спине, перебирает пальцами, как по грифу скрипки.
Жар растекается по телу и концентрируется в промежности. Не выдерживаю – и трогаю себя там. Так и есть, трусики промокли.
- Э, нет! – Илья хватает меня за запястье и отводит руку в сторону. – Нельзя.
Смотрю на него жалобно, выпятив губу. В шутку, конечно. Ласки расслабляют, я не думаю ни о чем плохом, просто наслаждаюсь моментом. Илья смеется и отрицательно качает головой, а потом подхватывает меня и устраивает на диване, подложив под голову подушку. Жду, что он разденется, но духу, чтобы самой освободиться от пояса и трусиков, у меня не хватает.
Илья даже рубашку не расстегивает: опускается на колени рядом с диваном и наклоняется. Он целует меня в губы, требовательно и жестко, как мне нравится, а когда дает перевести дыхание, понимаю, что его ладонь накрывает промежность. Он ничего не делает, лишь прижимает к телу тонкую полоску ткани, а меня кидает в жар, а потом – в дрожь.
Продышавшись, замечаю, что Илья смотрит на меня вопросительно. Не уверена, что правильно читаю его взгляд, но кажется, он беспокоится, не испытываю ли я дискомфорт.
«Я продолжу?»
«Да, - киваю я. – Да… Да!»
И слегка толкаюсь вперед, навстречу его руке.
Илья скользит пальцами по влажной ткани трусиков, задевает особенно чувствительную точку – и я не могу сдержать стон.
«Еще… Еще!»
Илья водит пальцем, надавливает, массирует, и одновременно целует груди, играет с сосками. Хочу спустить пояс с трусиками, но слышу требовательный рык:
- Нельзя!
Хочет сам? Ладно. Но почему он медлит? Я таю от ласк и хочу большего. Меня потряхивает, низ живота сводит судорогой, но Илья лишь играет пальцами между моих бесстыдно разведенных ног.
Он целует пупок, вылизывает языком дорожку к лону.
- Ты такая сладкая, Тами, - шепчет он. – Невинная и чистая.
- Пожалуйста… - отзываюсь я мольбой. – Хочу тебя… Возьми…
Он отодвигает в сторону ткань трусиков и погружает палец в истекающее соками влагалище. Я чувствую это… чувствую проникновение… мне хорошо… но этого мало.
Одним пальцем Илья массирует стенки, а подушечкой другого рисует круги вокруг клитора. Я задыхаюсь, ловлю ртом воздух. Внизу живота словно лопается пузырь, наполненный тягучим сиропом. Вытягиваюсь в струнку – и обмякаю, когда темнеет в глазах.