Шансы, что мама и отчим будут говорить обо мне, невелики, но попробовать стоит. Покинуть дом я могу только через окно кухни. Решетка на нем открывается, потому что это окно выходит в летнюю столовую, и так проще передавать туда еду и посуду. Дверь же заперта на огромный металлический крюк, который невозможно открыть бесшумно.
Подслушивать нехорошо, но я должна знать, что задумал Ахарат.
= 02 =
- Тата, Тата… - ворчит Ахарат. – Мы же обо всем договорились. Зачем себя изводишь?
- Я переживаю, хабиби. Ты же знаешь, Тамила воспитывалась иначе, - робко возражает мама.
- К сожалению, это так, - перебивает ее отчим. – Будь она моей дочерью, она уже была бы счастливой женой уважаемого человека.
- А если ее счастье не в замужестве?
- В чем же тогда, Тата? Сколько можно об этом говорить?
Скрипит кровать. Я слышу шаги, а потом голос Ахарата раздается совсем рядом. Я прилипаю к стене под окном. Упаси аллах, заметит меня – крику будет на весь дом.
- В чем ее счастье, Тата? Тамила жила, как хотела. Получила высшее образование, работала, встречалась с мужчинами. И где она теперь? Под маминым крылом, зализывает раны. Чего она добилась своей самостоятельностью? Здоровье угробила, карьера не удалась. Ни семьи, ни детей.
- Хабиби, ты же знаешь… Тами отказалась нарушать закон, поэтому…
- Да, да… Знаю. Я ни в чем не виню твою дочь. Даже в том, что она не сохранила себя для мужа. Но будь она моей дочерью, этого не случилось бы.
Крепко зажмуриваюсь и закрываю ладонью рот, чтобы не закричать. Если бы Ахарат знал, как он прав! И как бы я хотела, чтобы он был рядом, когда все произошло. Он смог бы меня защитить!
- Тами очень благодарна тебе за помощь. И я тоже. Спасибо, что позволил ей…
- Тата, не надо. Я принял Тамилу, потому что она твоя дочь. У нас соглашение, помнишь?
Закусываю губу и стараюсь не дышать: Ахарат все еще стоит у окна. Я отношусь к отчиму уважительно, потому что он любит маму. По-настоящему любит, я это знаю. И мама любит его таким, каков он есть. А характер у Ахарата не сахарный: тяжелый, жесткий, властный. Он мужчина, глава семьи: бог, царь и господин, хотя на Кавказе так не говорят. Тут положение мужа и жены определяют многовековые традиции и законы шариата.
Мама из лезгин, как и Ахарат, но ее первый муж, мой отец, русский. Он работал на нефтяной вышке, на Каспии, снимал комнату в доме маминых родителей, с ним юная Тахира и сбежала в Москву. Семья от нее отказалась, а новые русские родственники нарекли Татьяной, Татой. Брак был недолгим. Вскоре после моего рождения отец ушел к другой женщине, и мы с мамой остались одни.
Вернуться домой мама не могла, ведь она опозорила семью. Алименты отец платил, но этого не хватало, чтобы растить ребенка. Мама работала: мыла полы в гостинице, ходила убираться и готовить по квартирам. В общем, то было очень тяжелое время. Мне исполнилось шестнадцать, когда мама познакомилась с Ахаратом. Вскоре она вышла за него замуж и уехала жить на Кавказ.
Мой отец к тому времени умер, погиб в какой-то пьяной драке. Его мать тоже нам помогала, и меня любила и часто брала к себе. Бабушка и уговорила маму оставить меня в Москве.
- Дай ребенку доучиться, зачем увозить ее в аул? – говорила она.
Да и я не хотела уезжать из столицы, и Ахарата побаивалась. Так и получилось: мама обрела семью, а я училась в Москве и приезжала в дом отчима на каникулах. Окончив школу, я поступила в университет, на юрфак. У мамы и Ахарата родился сын, потом еще один. Я работала юристом и строила карьеру, пока меня не подставили и не вышвырнули вон, чтобы взять на мое место мужчину.
Бабушка к тому времени умерла, и меня выставили из ее квартиры. По закону она отошла второй жене отца, а я была в таком раздрае после потери работы, что по глупости лишилась и прописки.
В итоге я попала в больницу с неврозом, оттуда мама и Ахарат меня и забрали: изможденную, едва вменяемую и твердящую о бессмысленности жизни.
- Солнце, фрукты и море вылечат ее лучше таблеток, - сказал Ахарат.