Бен нахмурился. Отблески экрана отражались в его сине-зеленых глазах.
Зигфрид нарушил обещание, уверенный, что Одилия и есть Одетта. Сделать ничего было нельзя. Лебеди никогда больше не вернут себе человеческий облик, если только Одетта и Зигфрид не умрут.
Ларри не отрывал глаз от смерти, представшей в образе прекрасного черного лебедя.
— Абсолютно не реалистично, — заметил Бен.
— Вам никогда не приходилось нарушать обещания или совершать ошибки из лучших побуждений?
— А потом лезть из кожи вон и спасать других лебедей, попавших в передрягу против собственной воли? — уточнил Бен. — К счастью, не приходилось. Да и лебедей последнее время стало совсем мало.
Замолкли последние аккорды «Лебединого озера». Он выключил телевизор. Телевизор был старый и слабо потрескивал некоторое время после того, как его выключили. В полумраке комнаты двое мужчин смотрели друг на друга.
— Кто бы попытался сделать для меня то же самое? — сказал Ларри. Его обрамленное бородой лицо было спокойно, голубые глаза смотрели ровно и бесстрастно.
Бен налил еще немного вина. В гостиной наступила тишина. Банан лежал на кушетке рядом с Ларри, свернувшись клубочком.
— Я, пожалуй, пойду спать, — зевнул Ларри. — Я думаю отправиться завтра в Небраску еще до рассвета. Я благодарю вас за этот маскарад, за помощь, за машину. Постараюсь вернуться в пятницу к полудню. Элен нашла подружку, которая заменит меня на это время у доктора Ченнинг.
— Рад, что оказался полезен, — сказал Бен.
За окном проехала машина. В парке поскрипывали качели.
— Я не хочу зависеть от чьей-либо помощи, — вдруг сказал бородатый молодой человек. — Не хочу никого обременять своими проблемами.
У Бена перехватило дыхание
— Совсем не трудно найти кого-нибудь, кто содержал бы тебя, — продолжал Ларри Дей, поглаживая бородку. — Но если этот кто-нибудь дает тебе деньги, он начинает в конце концов указывать тебе, как их тратить.
— Не знаю, — ответил Бен. — Но, с другой стороны, я не женщина.
— А захотели бы вы жить в доме, который принадлежит не вам, даже если бы вас убеждали, что он ваш?
— Я живу в своем доме, — сказал Бен.
— Нужно, чтобы тебя уважали, — сказал молодой человек. — Нужна своя работа, свой дом, свои собственные деньги.
— Конечно.
— Это то, что мне нужно в первую очередь, — Ларри положил ногу на ногу, выпятил подбородок и прямо взглянул своими голубыми глазами на Бена. — Уважение. Не то, с которым мужчины относятся к женщинам. А то, которое завоевывается.
Когда Ларри ушел, Бен долго стоял на кухне, вспоминая, как он прижал ее к стене, запустил ей руки под рубашку и стянул с нее шорты.
31
Прошло пять недель, — сказал Ларри Дей коту и пригладил пальцем густые брови, глядя в зеркало полутемной спальни. — Я собираюсь навестить свою мать. Банан замурлыкал.
Ларри выставил кота из дома и запер дверь. На верхней ступеньке крыльца лежал маленький сверток.
Ларри подобрал его, прошел во двор к Бену и вывел машину в предрассветную тьму. К коробке конфет, лежащей рядом на сиденье, была прикреплена записка.
ВАШЕ МЕСТО В МОЕЙ ПОСТЕЛИ ПОДО МНОЙ.
Белые зубы Ларри Дея блеснули сквозь густые усы и бороду. Казалось, он улыбнулся.
ВЫ БУДЕТЕ ЦЕЛОВАТЬ МОИ НОГИ И УМОЛЯТЬ, ЧТОБЫ Я СДЕЛАЛ
ЭТО СНОВА
В машине сидела не женщина. Ларри Дей разорвал записку в клочки и выбросил ее вместе с коробкой конфет в окно.
Вокруг на многие мили расстилалась Айова.
Когда взошло солнце, Ларри остановился у заправочной станции, заглушил мотор и распорядился залить полный бак.
Ларри распахнул дверь с буквой «М». За дверью находился грязный писсуар и кабинка. На двери кабинки было нацарапано «Всех затрахать». В туалете не было ни мыла, ни полотенца. Темнобородый молодой человек взглянул на него из грязного зеркала.
ЛОРА.
Я ЗНАЮ, ЧТО ТАКОЕ ДЕТИШКИ.
Я ТЕБЕ ИХ ОРГАНИЗУЮ.
Вошел механик, осмотрел Ларри, потом снова взглянул на него, расстегнул брюки и пристроился у писсуара.
Ларри расплатился за бензин и направился по шоссе из города. Хотя сентябрьское солнце все еще припекало, на деревьях во дворах ферм уже появились желтые листья.
Ларри без остановок ехал до обеда, затем остановился у придорожного ресторана. Там он заказал дешевое дежурное блюдо, помня, что нельзя ни улыбаться, ни кивать головой. Он задрал подбородок и уперся кулаками в стол. До Фредсбурга он доберется уже затемно. Надо будет остановиться в мотеле и взять комнату на одного.
— Пожалуйста, — сказала молоденькая официантка, придвинувшись к Ларри чуть ближе, чем было нужно.