Ветер раздувал рукава зеленого платья. Хейзл ощутила запах скошенной травы, острый запах сырой земли и ветра, который проносился над полями, раскинувшимися на сотни миль вокруг.
39
Мартин свернул за угол и остановился там, откуда были видны обе двери дома, в который вошла Сейра. Он делал вид, что читает газету. Через несколько минут из дома вышла худая пожилая женщина и села в автобус на углу квартала.
Его не оставляло ощущение, что он видит все это во сне. Он мог убить Сейру уже сто раз — и когда на ней было это маскарадное платье и она была с голыми ногами и в подвязках, и когда она улыбалась рыжему, и когда она болтала с тем белобрысым щенком, как будто она никогда не слышала о Мартине Берни и знать о нем не желала и не хотела даже думать о том, что он собирается найти ее и вышибить мозги. Черт.
На заднем сиденье лежали три бутылки шерри и портвейна. На втором этаже той стороны дома, которая была обращена к Мартину, открылось окно. На секунду Мартину показалось, что он увидел зеленое платье Сейры.
Мимо проезжали машины. Постоянно проходили люди, поглядывая на него. Начало темнеть. Он прикончил бутылку шерри и принялся за портвейн.
А затем к дому подкатил роскошный автомобиль. Из него вышла модно одетая сука средних лет с пижонской прической и направилась к дому. В окнах загорелся свет. Он видел, как эта модная сучка разговаривала в дверях с Сейрой. Она обняла Сейру, и дверь закрылась.
Он ужасно устал. Пыль этого чертового Конгресса скотоводов была на его башмаках, в носу и в горле. Надо вернуться в мотель. Голова кружилась, желудок горел. Он хотел спать. Он хотел убить их обоих и положить конец всему этому. Он хотел принять душ и лечь наконец. Он хотел проснуться, увидеть рядом Сейру, чтобы все оказалось дурным сном.
Мимо промчались на велосипедах двое мальчишек, пререкаясь на ходу.
Сейра вышла из дома и свернула за угол.
Он держался позади нее на расстоянии квартала. Он хорошо видел ее белую рубашку и шорты в свете фонарей. «Она наверняка направляется к рыжему, — подумал Мартин. — Целый день на ногах на ярмарке, и она еще бегает!» Во рту он чувствовал отвратительный сладковатый привкус портвейна. Он сплюнул в открытое окно, дожидаясь, когда она свернет на Тремонт-стрит. Сука. Он подстрелит ее прямо из машины. Отлично. Ведь нельзя обвинить того, кто пристрелил утонувшую сучку.
Он подъехал поближе и снял пистолет с предохранителя. Уже достаточно темно, так что никто ничего не увидит. А в нее с ее белой рубашкой он не промахнется. Она даже не оглянулась, когда он подъехал ближе.
Мартин выругался и затормозил. Из-за угла выскочила орава студентов. С криками и улюлюканьем они мчались по городу, таща на плечах своих товарищей. Они встретили бегущую Сейру восклицаниями и смехом. Мартину пришлось объехать вокруг квартала.
Когда он снова увидел ее, она вовсе не собиралась в дом рыжего. Она поднималась по ступенькам в соседний дом. Вероятно, она работала в одном доме, а жила в другом. Значит, записка предназначалась ей: «Каждые полчаса, и так всю ночь».
Мартин остановился против переулка позади дома Сейры в тени деревьев. Записка рыжего с букетиком цветов была прикреплена к ручке двери на заднем крыльце дома Сейры. Текст записки стоял у него перед глазами, жег его мозг. «Моя роскошная любовь… тебе это понравится, ты будешь умолять меня…»
Но сегодня ей не найти ни цветов, ни записки рыжего. Она сука, за которой, принюхиваясь, бегут кобели — рыжие, темные и белобрысые щенки «Моя роскошная любовь». Значит, она живет рядом с рыжим и думает, что Мартин Берни сидит в Монтрозе, в своем Массачусетсе, и оплакивает ее безвременную смерть в пучине вод. Сейра в постели рыжего, молящая о том, чтобы он сделал это еще раз. У Мартина закружилась голова и потемнело в глазах. Где он? Он сидит позади развалюхи где-то в Айове, чтобы пристрелить Сейру.
В домах начали загораться огни. На другой стороне улицы кто-то закричал: «Майк! Майк! Спать пора!»
Ночь была совсем летняя, хотя уже стоял сентябрь. Сейра подумала, что ночью, очевидно, пойдет дождь — было душно. С деревьев падали листья Один из них застрял в ставнях спальни.
Сейра вытолкнула его изнутри, выключила свет и начала раздеваться. У нее было странное ощущение — ее тело само без подсказок опять спасло ее и сделало все как надо. Обнаженная, свободная и непостижимая она пробежала из спальни в ванную, чувствуя как ласкает ее теплый воздух. Теперь она воспринимала свое тело почти с благоговением. Намыливая и растирая себя губкой, она подумала, что это ее таинственное тело, несомненно, обладает собственной силой.