Правило и исключение
Иванов и даже я — редкое исключение в среде отставников. Подавляющее большинство нашего брата становится порядочными сволочами после ухода из армии /а, значит, говорит Иванов, они такими были и в армии/. Они входят во всякого рода комиссии при райкомах партии, в административные комиссии при райисполкомах. В партийных организациях, где они стоят на учете /по месту работы/, они — оплот всего самого махрового. Если персональное дело, во главе комиссии, готовящей его, обычно ставится такой отставник. Доносы, письма в редакции газет, анонимки и подписанные заявления в высшие инстанции и т.п.,— во всем этом львиная доля принадлежит отставникам. Конечно, в содружестве со «штатскими» пенсионерами. На нашей же лестничной площадке живет еще один отставной полковник, Филатов. Он — характерный экземпляр такого рода. Он терроризирует весь наш район, читая нотации всем и вся по каждому пустяку. Он закидал редакцию городской газеты письмами с критикой непорядков и позитивными предложениями. Он до такой степени допек нашего главного городского писателя /лауреата, депутата/, что тот выписал в своем романе о дореволюционной жизни Филатова в образе жандармского полковника Филатова. Филатов подавал на писателя в суд, но суд отклонил его притязания. В нашем околотке Филатов создал по своей инициативе сеть осведомителей. Они регулярно являлись к нему на доклады ночью и порядком нам надоели. Филатов собирал их сведения, обрабатывал и потом посылал длинные доклады в городское отделение ОГБ. Там сначала отнеслись к инициативе Филатова благосклонно, потом — с юмором, наконец взвыли и попробовали от него отделаться. Он пожаловался самому председателю ОГБ. Из Москвы приехал специальный человек выяснить, в чем дело. И когда узнали, какую грандиозную сеть осведомителей сколотил Филатов, схватились за голову. Ситуация сложилась затруднительная. С одной стороны, нельзя глушить инициативу народных масс снизу. А с другой стороны, дело могло получить огласку и стать предметом насмешек в среде диссидентов, а значит, сведения о нем могли просочиться за границу. Решили систему Филатова «временно законсервировать». Работает Филатов в тресте местной промышленности, имеющем дело с оглоблями, дегтем и т.п. устаревшим дерьмом. Он там начальник секретного /! / отдела. Зачем им секретный отдел?! Но он сумел там раздуть этот отдел до чудовищных размеров. Сам изготовил особую инструкцию о том, как хранить шкафы секретного отдела, как с ними поступать в случае пожара и... войны! В горкоме партии подняли было это на смех. Но слух дошел до высших инстанций. На основе самодельных инструкций Филатова в Москве изготовили законные /секретные!!/ инструкции. И Филатов даже получил какую-то награду. И у нас в институте эта «филатовская» инструкция хранится в сейфе среди самых секретных документов. У Филатова сын кончает политехнический институт и хочет, естественно, зацепиться где—нибудь здесь или, лучше того, пристроиться в Москве. Филатов насел на меня, требует /а не просит!/ устроить сына в наш институт или /мой директор переводится в Москву, он откуда-то это узнал/ в тот московский институт, где я буду /он в этом уверен/ скоро работать. В жилищном отделе райисполкома он уже договорился переехать в мою квартиру,— солнечная сторона! Я сказал, что в Москву не собираюсь. Он не поверил. Как это можно не хотеть в Москву?! Да Москва по отношению к нашей провинции — почти заграница. Кстати, сказал он, в газете смешной фельетон напечатали. Не читал? Как же так?! Член партии, высокий пост занимаешь, а газет не читаешь?! Нехорошо!! О чем фельетон? Стервец повар из вагона-ресторана регулярно возил из Москвы антрекоты. Там они по тридцать семь копеек. А тут продавал по рублю! Где доставал? Блат! А возил-то тоннами!!! Последний раз у него конфисковали две тонны!!! Вот куда мясо пропадает. А мы тут поносим политику в сельском хозяйстве! Мясо есть! Его разворовывают жулики всякие. Евреи, конечно, те... Этот повар наверняка еврей!... Я сказал, что евреи поварами не работают. Физиками, скрипачами, шахматистами, кинорежиссерами,— это да. Но поварами... Зарабатывают Филатовы неплохо, больше нас. А живут впроголодь, одеваются отвратно, в квартире — как у младшего лейтенанта кавалерии на Дальнем Востоке до войны, т.е. совершенно пусто.