— Выходит,- говорю я,— наша система непознаваема?
— Почему же? Как раз наоборот. Мы тоже точно знаем, что в ситуациях, подобных ситуации выборов в Академию, проходят с большей вероятностью люди типа нашего шефа. Вы вот точно знаете, что мне академиком не бывать, не так ли? Вам не скучно? Я хочу изложить вам кое-какие соображения, которые у меня возникли в результате переноса методов исследования сложных природных систем на общество. Вот, скажем, желательны такие-то и такие-то изменения в нашем обществе. Например, ликвидация цензуры, свобода организаций и прессы, свобода передвижения и т.п. Наши оппозиционеры кричат: даешь! И дело с концом. А между тем необходимо установить, имеются ли в данной системе возможности для эволюции такого рода или нет. Что это значит? Общество состоит из людей. Здесь все в конце концов зависит от людей. Чтобы упомянутые изменения произошли, нужно, чтобы в обществе появились и постоянно воспроизводились определенного типа люди, чтобы прочие были неспособны их истребить, чтобы активная часть общества приняла эти изменения и т.п. Без этого желаемая эволюция невозможна. Значит, надо установить, в какой мере возможно появление людей требуемого типа и каковы их перспективы. Это раз. Затем мы сталкиваемся с другой проблемой. Желаемая эволюция системы — это определенные мероприятия. Последние отражаются во всех прочих важных сторонах жизни общества. Как? Опять-таки нет строго детерминированного решения. Мы должны выделить прочие сферы жизни общества и установить чисто комбинаторные варианты их изменения. Затем надо установить вероятность каждого их них, отсечь заведомо нереализуемые, оставить наиболее отвечающие общей природе системы. Вы понимаете, к чему я клоню? А к тому, что хорошее решение в одном разрезе системы ведет к каким-то изменениям в других, но к каким именно, самим этим решением не предопределено. Тут действует общий принцип эволюции всякой сложной эмпирической системы: она «течет» в направлении самой простой и доступной возможности. У нас это означает: туда, где нужно меньше ума, трудолюбия, терпения и т.п. Чуете? Я берусь показать, что в нашем обществе эти «права человека» ни к чему хорошему привести не могут. И наши власти поступают инстинктивно правильно, сопротивляясь этому и преследуя борцов за «права человека». Это я говорю как ученый. Печально, но факт. Я жажду этих «прав». Но увы, они недостижимы. Система не пойдет из-за них на самоуничтожение.
— Своеобразная концепция! Первый раз слышу подобное. Ты эту свою теорию пошли в ЦК, тебя там с радостью встретят и возвысят.
— Вряд ли. Они же считают, что у нас этих «прав человека» в избытке. А я утверждаю, что их нет, что они вредны, что их никогда здесь не будет. Это же нечто совсем иное. Да ну их, эти «права», в ж..у! Надуманная проблема! Она вырастает не из недр народной жизни, а из субъективного недовольства отдельных людей из образованной части общества своею личною судьбою. Они свою личную неустроенность в этом обществе выдают за недостатки самого общества. Странно это слышать от такого типа, как я, да? Не удивляйтесь. Дело все в том, что у нас вообще нет никакой народной жизни, так или иначе неподконтрольной нашим властям всякого рода. Вернее, то, что неподконтрольно, рождает нечто такое, что и говорить не стоит.