Оставшуюся часть пути мы прошли молча. На другой день просто кивнули друг другу и разошлись по своим местам.
Начальники шутят
Когда Сталин умер, его на некоторое время положили в мавзолей рядом с Лениным. Ну, как вы относитесь к такому соседству, спросил журналист у Ленина. Никогда не думал, что ЦК подложит мне такую свинью, сказал Ленин. Ха-ха-ха!
Из дневника Мальчика
По телевизору была передача о том, с каким трудом добывается хлеб, и о том, что хлеб надо беречь. Среди выступавших хлеборобов был молодой парень, которого превозносили как замечательного работника и высоконравственного гражданина. Парень рассказал, как он однажды ударил другого парня, который бросил кусок хлеба. Мать сказала, что он правильно сделал, а то распустились, цену на хлеб не знают. Почему же правильно, возразил я. Тот, кто бросил, заплатил за хлеб и вправе делать с ним, что ему заблагорассудится. А этого подонка, который ударил, судить надо было, а не по телевизору показывать. Потом я рассказал эту историю Ей. Типичный пример отсутствия правового сознания, сказала Она. Конечно, хлеб бросать нехорошо. Но в принципе человек имеет право распоряжаться продуктами своего труда по своему усмотрению. А этот хлебороб, который ударил, законченный мерзавец. Ужас состоит в том, что он, возможно, субъективно честен, а окружение его поощряет на мерзости.
Начальники шутят
Хочу мебель обновить, говорит Нораб, заказать новый стол для спанья и кровать для работы. Ха-ха-ха!
Если вы еще раз запоздаете с печатанием доклада, сказал Нораб своей секретарше, я прикажу убрать этот диван из кабинета. Ха-ха-ха!
Успех
Странно, академиков у нас на пенсию никогда не переводят. Разве что в крайнем случае. Например, если враг. Врагов на пенсию не отправляли, сказал Академик. Их расстреливали. Тех расстреливали ни за что, сказал я. Вы же сами знаете, перегиб был. Я про сейчас говорю. Вот почему вас на пенсию уволили? Потому что я настоящий ученый, сказал Академик, а не карьерист и не холуй, как прочие. И потом, я ведь академик там, а не здесь. Где это «там», спросил я. На Западе, сказал он. Это вы плохо поступили, что вас там выбрали, сказал я. Нехорошо. Надо было отпор дать. Какой отпор, удивился Академик. Я же лингвист.К политике никакого касательства не имею. Как это не имеете, сказал я. У нас все имеют отношение к политике. А кто уклоняется, тот... Теперь мне все ясно. А я-то голову ломал, за что это вас. Не зря, выходит. Я, между прочим, Лауреат, сказал Академик. Лауреат, а в нашу Академию не выбрали, удивился я. Так не бывает. Зачем же тогда премию дали? Тут что-то не так. Разобраться надо. Поздно, сказал он. Да и не в чем разбираться. Все и так ясно. Я же говорю вам, что я — ученый, а не карьерист. Что вы заладили: карьерист, да карьерист, сказал я. А знаете ли вы,что такое карьерист? Имею некоторое представление, сказал он. Например, нынешний директор нашего института молодой, а уже членкорреспондент. А как ученый — абсолютный нуль. Вот то-то и оно, что у вас только некоторое представление, сказал я. А я, по-вашему, карьерист? А Генерал? Генерал без сомнения карьерист, сказал он. Услышал бы Генерал, сказал я, он бы вас со своей собачкой в клочья разорвал. Да он этих карьеристов поносит в таких выражениях... Мало ли что, сказал он. Нет, уважаемый ученый, сказал я, вы заблуждаетесь. Генерал не карьерист. И я не карьерист. Если человек занимает крупный пост, достигает высоких званий, это еще не значит, что он — карьерист. Вы в своей лингвистике собаку съели. А я — в этих делах.
И я впервые с удовлетворением почувствовал свое превосходство над Академиком в этом вопросе. Я похлопал его по плечу и рассказал кое-что..., так, самую малость..., из того, что я знаю на эту тему. А знаю я немало. И такое, что если записать, ни за что не поверят, что это было на самом деле.
Из сочинений Члена
Прежде всего виновато высшее руководство. Слишком молодое оно у нас. Слишком грамотное. Отсюда — веяния разные, стремление к преобразованиям. Едва им стукнет шестьдесят, как они уже выбираются па вершины власти. И им, конечно, хочется проявить себя. Молодежь! Мо... Прошу прощения, кровь играет. Сразу все Героями становятся. Генералами. Опять Героями. Маршалами. Опять Героями. Речи. Встречи. Проводы. Юбилеи. Из телевизора, бедные, не вылазят. А уж про газеты и говорить не хочется. В каждой строчке им проявить себя надо. А глядя, как на самом верху руководящая молодежь резвится, и пониже то же самое начинают вытворять. А критиканы смотрят, как их руководители на арене истории кривляются, начинают плеваться, неприлично выражаться. Вот, мол, старые маразматики! Взбесились от дури и тщеславия! И сами начинают по-своему шебуршиться.