Стратегия размышлений о жизни трактует такого рода проблемы, которые можно обобщить понятием «тут и думать нечего», а тактика — «надо изловчиться так, чтобы». Стратегия, повторяю, есть наука о правилах размышления о проблемах типа «тут и думать нечего». Звучит несколько парадоксально, но что поделаешь, таков сам мир, в который мы появляемся из небытия, чтобы подтвердить лишний раз правоту доктрины, и из которого исчезаем в небытие, чтобы ее окончательно и бесповоротно отвергнуть. Первый фундаментальный принцип рассматриваемой стратегии звучит совершенно однозначно: не думай! Ибо не стоит. Так как все равно ничего не поделаешь. Поскольку это ничего не даст и т.д. и т.п. Эти детали можно опустить, ибо они ясны уже из самой формулировки принципа. Второй принцип, относящийся к первому аналогично тому, как относится одна сторона основного вопроса марксистской философии к другой, звучит столь же категорично: если нельзя не думать, то думай так, чтобы всем без исключения было ясно, что не думаешь и думать не собираешься.
О пьянстве
Люди, говорил Забулдыга, делятся на трезвенников и выпивающих. Классификация первых есть дело социологии. Ко вторым же нужен диалектический подход. Это, пожалуй, единственный случай, когда без поллитра... прошу прощения, без диалектики никак не разберешься. Здесь имеют место две линии развития. Одна линия: прикладывающиеся — пьющие — гуляки — забулдыги. Упомянутые категории суть ступени развития от низшего к высшему. Эта линия в основном для интеллигенции, для творческих работников. Другая линия: закладывающие — пьяницы — пропойцы — алкаши. Эта линия в основном для трудящихся и руководителей /помните: единство партии и народа?/. Примыкающие к первой линии держатся в тени, их преследует милиция, коллектив их не защищает, при первом же подозрении их волокут в вытрезвитель, сообщают на работу, вызывают на спецкомиссии, сажают в каталажку и в «психушки». Примыкающие же ко второй линии пьют дома /начальники/ или на виду у всех /трудящиеся/. Они шумят, куражатся, валяются на тротуарах, милиция их забирает в крайнем случае. Слегка качающийся интеллектуал считается пьяным до бесчувствия, валяющийся пролетарий считается слегка подвыпившим,— в этом прежде всего сказывается народность нашего строя. Странно, почему отказались от формулы «диктатура пролетариата»? В отношении милиции к представителям той и другой линии сказывается /помимо высших идейных соображений/ и чисто экономический фактор. Если представитель второй линии — он пьет дома. К тому же он сам тебя в любое время засадить может. Если он пролетарий, у него в карманах нет ни шиша. А у представителей первой линии даже в самых тяжких случаях в карманах что-нибудь найдется /сигареты, носовой платок/. И выкуп потом можно будет взять за несообщение на работу.
Сказки о войне и мире
В первый же вечер мой стрелок поволок меня в «Чайный домик»— так называют здесь чуть живую старую избу, в которой живут две страшные-престрашные потаскухи. Они дают почти даром, только за соучастие в выпивке. А без выпивки туда лучше не ходить: вырвет от омерзения. Потом мы узнали, что они получают еще и моральное удовлетворение от количества ребят, которые с ними переспали. На качество они внимания не обращают, так как в доме всегда полумрак, стимулирующий /по мысли поэтов/ любовные настроения, а в головах участников драмы всегда полупьяный или сверхпьяный дурман. Одна из красоток /крысоток, точнее говоря/ спит на печке на вонючей овчине, другая — на некоем подобии кровати рядом, укрываясь лоскутным одеялом, сделанным еще до революции /судя по запаху/. А мы не напоремся, спросил я Стрелка. Нет, сказал он уверенно, я обеих проверил. К бабам мы быстро привыкли. У нас даже некоторая интимность появилась. А они не такие уж страшные, сказал я. Если помыть, причесать и приодеть, даже ничего себе выглядеть будут. Это дерьмо уже не отмоешь, сказал Стрелок. И дальше туалета появляться с ними нельзя. Но по мне - все равно, что они потаскухи, что невинные красотки. Я к ним вообще хожу только из принципа.