Присутствовавший на той же беседе у директора сотрудник ОГБ предложил Мне /дальше я буду писать для краткости просто М/ написать объяснительную записку о ее взаимоотношениях с Диссидентом. И дал ей список вопросов, на которые ей при этом следовало ответить. Вопросы касались конкретных лиц, встреч, бесед. М отказалась это сделать. И это усугубило положение. Сотрудник ОГБ сказал, что на эти вопросы ей все равно отвечать придется, но уже в другом месте. Выражение «в другом месте» произвело особо сильное впечатление на сотрудников института. Они пришли в неописуемое негодование и единодушно осудили М. Наиболее либеральные из них с горечью отметили, что М нанесла тем самым предательский удар в спину их общему благородному делу, и первыми перестали подавать ей руку.
Обстановка в институте сложилась напряженная. Еще в памяти была история, когда один из сотрудников оказался замешанным в каком-то протесте по поводу несправедливости в отношении какого-то малого народа, допущенной в прошлом. К счастью, сотрудник оказался психически ненормальным и историю замяли. Но нервотрепки было порядочно. Институт лихорадило полгода, пока решался вопрос, посадят сотрудника в тюрьму или в сумасшедший дом. Руководству института пришлось приложить немало усилий, чтобы доказать, что сотрудник был шизофреником, и уговорить родственников пойти на этот выгодный для всех шаг. Совсем недавно институт включился в борьбу за звание учреждения коммунистического труда и взял на себя повышенные обязательства. В том числе — усилить воспитательную работу среди молодежи. И вот вам сюрприз, усилили! Директора выдвинули в члены-корреспонденты Академии Наук. Шансы у него и так не очень велики, а после этой истории... Да что там говорить, М поступила явно не по-товарищески и подвела весь коллектив.
Заведующий сектором немедленно направился в дирекцию и забрал обратно решение сектора о надбавке к зарплате М за образцовую работу. Хотя надбавка была мизерная, а М была действительно хорошим работником, действие заведующего ни у кого не вызвало порицания. В дирекции заведующему вместо М предложили вписать другую сотрудницу, которую все считали автором доноса на М /и это было действительно так/. В кассе взаимопомощи М предложили вернуть ссуду, хотя до окончания срока оставалось больше месяца. В жилищной комиссии ее сразу же исключили из списка членов создаваемого кооператива. Большинство сотрудников перестало с ней здороваться. Представитель отдела кадров по нескольку раз в день стал проверять, находится ли она на своем рабочем месте. А так как по характеру работы ей приходилось часто отлучаться, с нее стали каждый раз требовать объяснительную записку. Заместителю заведующего сектором надоело каждый раз подписывать эти бумажки. Тем более его самого на рабочем месте застать было весьма трудно. Начались многочисленные неприятности, превращающие жизнь ничем не защищенного маленького человечка в ад. И никто не щадил ее. Наоборот: все, что в отношении других выглядело нормой, в отношении к ней расценивалось как нарушение, недостаток, упущение. Один доктор наук, очень порядочный и добрый человек, испортив секторскую рукопись, которую он редактировал, счел возможным обвинить в этом М. И ей пришлось перепечатывать ее за свой счет и приводить в порядок во внеурочное время.