— Ну, плюньте!
— Пожалуйста. Засекайте время. Итак, программа минимум. Пункт первый: гражданин не обязан быть прикрепленным к месту работы и жительства. Пункт второй: гражданин не обязан объяснять кому-либо источники своего существования. Пока не доказано, что способы добывания средств существования незаконны, и суд не вынес решения по сему поводу, гражданин безнаказанно может тратить любые средства, имеющиеся в его распоряжении. Пункт третий: любой гражданин может пустить в свое жилище на любой срок, кого он пожелает. Продолжать?.. Видите,это же так просто.
— Не так-то просто,— сказал Пропагандист.— У меня есть существенные возражения. С такой конституцией от спекулянтов и жуликов житья не будет. Коррупция и так разъедает наше общество во всех звеньях, а так она будет узаконена.
— У меня тоже есть существенные возражения,— сказал Скептик.— У нас армия людей, уклоняющихся от труда, достигает огромных размеров. Даже при наших строгостях. А представляете, что будет твориться с такой «конституцией»? Целые республики будут околачиваться в районе столичных рынков и магазинов...
— Видите,— сказал Пропагандист,— а что будет, когда вы перейдете к программе максимум?!..
О сознаториях
На третьей полосе газеты была дана подборка фотографий: жилые корпуса сознатория, процедурные корпуса, клуб, стадион, группы веселых и здоровых людей, проходящих курс оздоровления. Даны ответы оздоравливаемых на вопросы корреспондента газеты. Ответы все одинаковые: нам здесь очень хорошо, хотелось бы остаться тут насовсем.
На четвертой полосе была помещена справка о целях сознатория, о распорядке дня, о нормах содержания, о правах и обязанностях оздоравливаемых, о правилах направления в сознатории. Под справкой напечатали очерк всемирно известного писателя, которого на Западе считали чуть ли не диссидентом. Писатель был потрясен увиденным. Раньше таких к стенке ставили,— писал он об оздоравливаемых,— а теперь нянчимся с ними в санаторных условиях.
А вот что рассказал членам Комитета Гласности один из оздоравливаемых, которому удалось убежать из сознатория и некоторое время скрываться. Между прочим, был объявлен общегосударственный розыск сбежавшего. Его фотографию показывали по телевизору. Выдали его друзья, случайно увидевшие его на улице.
— Я был студентом филологического факультета. Мы с группой ребят организовали кружок. Сочиняли стихи, обсуждали. Один подонок как-то пронюхал и рассказал о нас на собрании СКМ. Нас начали прорабатывать. Ребята струхнули и раскаялись. А я уперся. Меня, естественно, исключили из СКМ, а затем и из Университета. Сразу получил повестку из военкомата: призывают в армию. На комиссии признали негодным, хотя я спортсмен. Направили к психиатру. В итоге — белый билет. Я сначала обрадовался, хотел на работу устроиться. Нигде не берут. Через месяц вызвали в административную районную комиссию. Комиссия — пенсионеры, старые коммунисты, один их них доцент. Присутствовал офицер из МВД. Постановили: направить в сознаторий. Что это такое, спрашиваю. Там узнаешь, ответили. На другое утро к нам пришли два здоровых парня. Я собрал вещички, и меня доставили в Вождеград.
Место там отличное. Я даже повеселел. Потом мы подошли к участку, огороженному забором с колючей проволокой. Вышки. Ну, думаю, влип. Это же обычная каталажка. Прошли через проходную. Внутри корпуса казарменного типа. Правда, без решеток. И народ свободно бродит. Зашли в один из корпусов. На меня заполнили анкету. Проверили вещи. Пропустили через дезинфекционную камеру. Потом отвели в палату /или камеру?/. В палате десять коек впритык. Тумбочки. Портреты вождей. Познакомился с ребятами. Все примерно моего возраста. В основном студенты.
Кормили отвратно. Пичкали политбеседами. Гоняли на подсобные работы. Через несколько дней повели на медицинские процедуры. Я был наслышан об этом. Решил — не дамся. Ребята махнули на это рукой и приняли уколы спокойно. Я отказался. Пытались силой. Я в ответ учинил там полный погром. На меня набросилось человек десять. Ребята из нашей палаты помогали им. Меня запихнули в какую-то темную комнату и заперли там. Кто-то снаружи сказал, что без карцеров все равно не обойтись. И строить их надо было сразу. Мол, все равно на этих дурацких уколах далеко не уедешь. Карцеры надежнее. И охрану надо усилить.
Я обследовал помещение. Оказалось — кладовка. С окном. Но шестой этаж: не выскочишь. Однако я добрался до водосточной трубы и спустился. С территории вышел через проходную. Вахтер, должно быть, за своего принял. Я — на станцию. Повезло: ехала группа студентов со стройки. Я им наплел что-то. Спал на багажной полке. Один из ребят заподозрил, что я не сказал истины. Отозвал меня в тамбур, и мы потолковали по душам. Он мне и дал ваш адрес.