— Не думаю, что это дальнейшая либерализация. Скорее всего это — признак слабости властей. Еще год-два, и всю эту лавочку прикроют. Бессмысленно рассчитывать на то, что время и обычный ход жизни сами по себе внесут улучшения.
— А я тоже считаю,— сказала Неличка,— что если наши власти не провоцировать на ответные репрессивные меры, они будут сами вынуждены допускать какие-то послабления.
Методологи
В забегаловке шум, дым, вонь. И тихо и плавно струится беседа.
— У меня дружка выселили из Москвы. Соседи подстроили, гады. Он парень добрый. Но выпить не прочь. А как выпьет, высказаться любит на политические темы. Соседи уловили это. Как приходил он домой, они ему стакан водки без закуски. Потом другой. Ну, он за свое. А они милицию вызывают. Протокол. Другой. Пятнадцать суток за хулиганство. И вот выселили. И главное — комнату им так и не отдали, нового дворника-татарина вселили. Они теперь, гады, со слезами вспоминают о прежнем жильце. Собираются ему посылочку послать. О, русский народ! Чтоб ты провалился и подавился своей пошлостью и подлостью!
— Русский народ тут ни при чем. Дело все в системе.
— А кто эту систему держит? Разве не народ? А КГБ разве не русский народ? Вот уж где русский-то народ во всей его красе!
— А партия разве не русский народ?
— Между прочим, знаете, каков средний возраст члена партии сейчас? Около пятидесяти лет. Молодежь не очень-то охотно идет. Если можно, уклоняется. Рабочие не очень-то хотят идти в партию, а интеллигенцию придерживают. Партия все больше отождествляется по составу с чиновничье-бюрократическим аппаратом. В нашей отрасли, например, встретить заведующего лабораторией или начальника цеха беспартийного — большая редкость. А ведь у нас политикой и не пахнет.
— Ты слышишь, о чем говорят люди,— обращается Основатель к Гепе. — А мы лучшие силы отдаем какой-то идиотской методологии. Нет, не по мне это переливание из пустого в порожнее. И вообще, какое значение имеет, начнем мы с понятия действия и социальной деятельности или с понятия социального отношения и социальной системы?Могу показать, что эти подходы равноценны.
— Пойми простую вещь,— говорит Гепе.— Если мы прямо и открыто выразим наши намерения, то нас сразу же уничтожат. Мы и шага сделать не сможем. А так к нам не придерешься. Мы занимаемся отвлеченной наукой, не имеющей никакого отношения к политике и идеологии. Люди же понимают, что к чему. Зреют постепенно, идеи распространяют...
— Зреют для того, чтобы получше устроиться. А что это за идеи, если к ним не придерешься. Наш семинар все более превращается в замкнутую секту, которая для видимости занимается наукой. Какая к черту тут может быть наука, если почти все участники группы бездарны, серьезно не учатся, не работают так, как требуется от настоящего ученого. Это, повторяю, определенная форма спектакля. Для нас это — возможность поруководить чужими душами и походить в гениях. Иногда — выпить, переспать с руководимыми душами. Для них — возможность походить в талантах /без реальных способностей/, побыть в безопасной оппозиции, выпить опять же и переспать, поговорить о чем-то туманном и возвышенном. Одним словом, бери бразды правления в свои руки. Тебе этот спектакль нравится. А я больше не играю. Мне жаль сил и времени.
— А на что они тебе? Все равно же пропьешь.
— И ты еще собираешься учить людей жить?! Не пропью, а раздам людям.
Жалоба Стукача
Все, что сказано и написано о стукачах, говорит Стукач, есть вздор, ибо делают это обычно люди, не имеющие ни малейшего представления о том, что такое стукачи, каковы их функции и что они имеют от этого. Для них стукач есть абсолютное зло, и только. А между тем стукач есть такая же жертва этого режима, как и все остальные. Во-первых, стукач — это тот, кто разоблачаем в качестве стукача. Если же человек не разоблачен как стукач, он не стукач. А разоблачаются наименее защищенные стукачи и наименее ценные, зачастую — специально запускаемые Органами в ситуации, когда роль стукача не может не быть замеченной. А жизнь таких стукачей — сплошное страдание. Часто все делают вид, будто не замечают, что они — стукачи, но между собою о них говорят только как о стукачах, хотя они могут в данном случае не быть стукачами или даже вообще ими не быть. Бывает и такое — стукачеподобные формы поведения. Это ужасно, когда ты не стукач, но все думают, будто ты стукач. Многие становятся стукачами именно потому, что их до этого принимали за стукачей, и они это почувствовали. А не почувствовать этого нельзя. Считается, что человек стукача может почувствовать сразу. Эту легенду распространили бывшие лагерники, разоблачившие на своем веку пару примитивных стукачей и с десяток ложных, но так и не заметившие десятки нормальных стукачей. Но если человека считают стукачом, он не может этого не почувствовать. И начинает вести себя так, что у окружающих на его счет не остается никаких сомнений, если даже его поведение не причиняет никому вреда. Между прочим, имейте в виду, в Органах используется такой прием: донос делает один настоящий стукач, а они стараются создать ситуацию, в которой подозрение будет падать на другого. И еще имейте в виду, что подавляющее большинство доносов делают люди, никогда не бывавшие ранее стукачами, не дававшие никаких подписок и в будущем обычно не контактирующие с Органами. Многие делают это по неосторожности, многие — по доброте душевной, многие — из страха, многие — с охотой и т.п. Общего правила тут нет. Можете мне поверить. Мы с вами встретились случайно. И больше, надо полагать, никогда не увидимся. А у нас в России испокон веков принято исповедаться у случайных собутыльников. Простите, а вы сами случаем не стукач? Нет? Это хорошо. Нет что вы! Я не боюсь. Просто мои рассуждения могли тогда показаться вам несколько бестактными.