Такой правильно понятый коммунизм, учит товарищ Сусликов, уже не за горами. И если мы умножим усилия по бессмысленному разбазариванию средств на идиотскую внешнюю политику и еще более идиотскую внутреннюю политику, то мы можем построить коммунизм еще при жизни нынешнего поколения /если, конечно, оно уцелеет до того времени/. Коммунизм, учит товарищ Сусликов, можно было бы построить и в одной отдельно взятой стране. Но это было бы несправедливо, во-первых, по отношению к трудящимся других стран, поскольку им было бы обидно и завидно, что они еще не достигли и не вошли. Это было бы несправедливо, во-вторых, по отношению к трудящимся страны, построившей у себя коммунизм. Интернациональный долг обязывает трудящихся других стран /желательно — всех/ взять на себя свою долю трудностей, чтобы у трудящихся, построивших в своей стране коммунизм, в свою очередь не осталось чувства обиды и зависти: мы, мол, тут в дерьме живем, а они там от жира бесятся, сволочи. Тут должен быть соблюден принцип подлинного интернационализма: погибать,так всем вместе!
Необходимым условием перехода к правильно понятому коммунизму, учит товарищ Сусликов, является создание обстановки всеобщего паскудства. В этом — ядро учения товарища Сусликова, превосходящее устаревшее учение о диктатуре и гегемонии. Всеобщее паскудство есть такое состояние общества, когда каждый человек может сказать о любом другом следующее: о, Господи, и откуда только такая мразь берется?! Такое состояние нужно для того, чтобы люди могли без всяких угрызений совести /с кристально чистой совестью, что возможно лишь при полном отсутствии совести,— не может быть грязным то, чего нет/ идти в коммунизм, нисколько не стыдясь надвигающегося своего будущего. Чтобы противно не было. Чтобы не тошнило. Чтобы люди при этом могли спокойно сказать себе и друг другу, что таким гнусным тварям ничего другого и не остается, как впасть в полнейший коммунизм. Туда им и дорога! Чтобы людям было просто неловко идти назад или вбок, где их от одного взгляда друг на друга начало бы выворачивать наизнанку, хотя бы у них и не было с утра ни в одном глазу. Одним словом, чтобы мы на своем знамени могли написать прекрасные слова, выражающие вековые чаяния лучших дочерей и сыновей народа; «Все мы — говно!».
Закон социальной дистанции и сомасштабности
Многие по опыту знают, говорит Основатель, что крупные личности и события, если их рассматривать пристально и вблизи, производят впечатление ничтожности, а мелкие, казалось бы, личности и события вырастают в масштабах по мере удаления от них и опускания подробностей. Но в общей форме этот закон еще не описан, его связь с другими законами /например, с законом абстракции/ совсем еще не изучены. Эту задачу, как и многие другие, о которых мы говорили, я оставляю в наследство вам. А пока я хочу обратить ваше внимание на некоторые важные следствия этого закона или, возможно, проявления другого социального закона — закона социальной сомасштабности. Это будет несколько необычным подходом к проблеме средств деятельности.
Рассмотрим такой случай — суд над К. На мой взгляд, случай К не менее интересен, чем все диссидентское движение тех времен, вот с какой точки зрения. Я пока не буду говорить о характере его преступления, о нем скажу немного позже. В деле К принимали участие многие лица. Кто они по отдельности? Соседи по квартире: грузчик из мебельного магазина, жуткий пьяница, законченный подонок; его жена, склочница и интриганка, лживая потаскуха, тоже вечно на взводе; одинокая пенсионерка, бывшая учительница, старый член партии, злобная и доведенная до отчаяния грузчиком, но вымещающая зло на К. Соседи по квартирам на лестничной площадке... Не стоит говорить? Верно, ясно и так. Дворник. Участковый милиционер. Доносчик — сослуживец К, случайно попавший с ним в одну компанию, жалкий человек с ущемленным самолюбием. Сослуживцы. Ясно, опускаем. Агенты ОГБ, осуществлявшие за ним слежку и сбор материалов на него. Что это такое — тоже ясно. Со сталинских времен тут ситуация не улучшилась, а может быть, даже ухудшилась. Следователь ОГБ — маленький лысый человечек с прыщавым лицом и в измятом неопрятном костюме, глуп, циничен. И так — за кого ни возьмись. Каждый по отдельности — убожество, ничтожество, ублюдок. А вместе они — грозная сила, творящая страшное дело. Ощущение такое, будто ты связан по рукам и ногам и зарыт живьем, и тебя заживо едят могильные черви. Создается ощущение неадекватности зла, творимого людьми, масштабам зла, творимого ими. Это касается и не только зла, но на примере зла это ощущается особенно остро и трагично.