Посмотрим теперь на случай К с другой стороны. Он стал замечать несправедливости, творимые вокруг властями, и вопиющие беспорядки, переживать их и думать о них. Потом решил действовать — описывать то, что наблюдал, посылать это в органы власти и редакции газет, распространять в виде листовок. А по роду работы ему приходилось много ездить и видеть. Работал он в закрытом учреждении, где со служащих берут подписки о неразглашении. Выполнить свое намерение он не успел, он только проговорился на вечеринке о нем. Донос. Обыск. Заработал огромный аппарат следствия. Стали копать на него «материалы» везде, где он бывал. Бумажки, которые забрали у него при обыске, ничего криминального не содержали. Наивное возмущение отдельными фактами, и все. У нас в газетах о более страшных фактах иногда пишут. Работу ОГБ проделали колоссальную. Каждое действие и слово К было истолковано в нужном им смысле, искажено, снабжено преступными целями. Мелочность и педантизм, проявленные при этом, ужасающи. Например, в свое время по решению ВСП проводилось укрупнение колхозов. Крестьян из маленьких деревень сселяли в одну крупную. Таким путем выселили и родителей К из маленькой деревни в другую. А следствие представило этот факт так, будто родителям К было тогда выражено недоверие /кем?! за что?!/ и их просто выселили /куда?! зачем?!/. На что я хочу здесь обратить ваше внимание? На то, что могучее государство ведет с отдельным, казалось бы, жалким человечком грандиозную борьбу, впадая в недостойную мелочность, совершая мелкие подлости. И расправляясь с этим червячком-человечком с непомерной, казалось бы, жестокостью. Этот К был приговорен к высшей мере.
Упомянутый мною эффект несоответствия иллюзорен в качестве некоего явления в нравственности. Он сам есть объективное средство воздействия общества на индивида. С социальной точки зрения лишь общество есть законный император всего происходящего. И потому действия общества в отношении индивида сомасштабны не индивиду, на которого направлено действие, а самому обществу. Объективно общество не совершает никаких подлостей, гадостей, жестокостей. Оно делает только крупные... скажем, действия. А теперь подумайте сами, что нужно для того, например, чтобы компенсировать ощущение мелкости каждого отдельного насилия? Их нужно много, очень много!
Всеобщее паскудство
Как это ни парадоксально на первый взгляд, учит товарищ Сусликов, но именно создание всеобщего паскудства является самой трудной проблемой на пути построения правильно понятого коммунизма. В семье, как говорится, не без урода, а одна паршивая овца может испортить все стадо. Недавно потушенная вспышка диссидентского движения свидетельствует о том, что даже в условиях комплексного коммунистического воспитания людей отдельные индивиды сохраняют некоторые пережитки буржуазного индивидуализма, которые складывались веками,— личное достоинство, совесть, честь, независимость духа, правдивость, озабоченность судьбами людей и т.д. А дурной пример заразителен. Без поголовного же превращения граждан в холуев, пошляков, дураков, подхалимов, трусов, доносчиков, крохоборов, циников, лжецов, хапуг и т.д. ни о каком коммунизме и думать нечего.
Обрывки мыслей
— Все и везде есть, везде одно и то же!
— А что ты этим хочешь сказать? Притом, из того, что везде и все есть, не следует, что везде одно и то же. Например, возьмем две Академии Наук А и В. В первой на сто членов шестьдесят настоящих ученых, тридцать карьеристов от науки, десять откровенных проходимцев. Во второй десять настоящих ученых, сорок карьеристов от науки и пятьдесят откровенных проходимцев /именуемых тут, конечно, иначе/. И в той и в другой есть все три категории людей. А в целом есть какая-то разница? Или, допустим, у нас...
— Хватит, это очевидно.
— А если очевидно, так к чему же твое «везде одно и то же»? Учти, когда имеешь дело со сложными массовыми явлениями, различие даже в нескольких людях в какой-то сфере жизни может сыграть огромную роль. Один крупный деятель культуры выступил или пять,— казалось бы, какая разница? А может случиться так, что первое будет незамечено, а второе войдет в историю как крупное общественное движение. И потом, какое нам дело до того, что где-то тоже имеются политические заключенные, дискриминация, бьют и т.п. Нам надо изучать то, что тут у нас есть на самом деле. Если где-то в Латинской Америке посадили не десять человек, как у нас, а сотню, из этого не следует, что мы живем не в полицейском государстве, а в демократическом раю.