— Откуда это тебе известно?
— Это всем известно.
— А почему мер не принимают?
— У них своя шайка, они своих в обиду не дадут.
— А если мы что-нибудь не так, они кидаются на нас, как собаки. Но не все же входят в их шайку. А завуч, классные руководители, учителя?
— Боятся. Попробуй, тронь нашего директора! Со свету сживет!
Исповедь Самосожженца
Старый прочитал мою работу. Он восхищен, но умоляет спрятать и не давать на обсуждение. Я сказал, что уже поздно. Он сказал, что ему жаль меня, но помочь он мне не в силах.
Обсуждение с первых же слов превратилось в погром. Особенно старался Молодой. Громя меня, он подкапывался под Старого. В мою защиту никто не сказал ни слова. Даже сам Старый ругал меня. Я слушал его и думал: а ты-то чего боишься. Все равно тебя же уберут! Это же тебя самого бьют! В конце обсуждения выяснилось одно обстоятельство, в свете которого стала понятной ожесточенность критики: нашу лабораторию отделяют от института, расширяют, делают закрытой и передают в ведение очень высокой инстанции. Значит, все предрешено. Молодой будет заведующим, Старого отправят на пенсию. А меня?
Она сказала, что ей выступать было неудобно, тут зубры в бой вступили, а она — мелочь.
Случайные странички
Наши внутренние успехи во всех областях коммунистического строительства были настолько значительными, что стало возможным объявить о построении развитого социализма и принять новую конституцию, самую демократическую за всю прошлую историю человечества. И даже трудные климатические условия и злобные выпады диссидентов, которые руководились агентами иностранных разведок и содержались на их средства, не помешали торжеству развитого социализма. Но Партия не скрывала трудностей, которые неизбежно возникали на пути нашего неудержимого движения вперед, к коммунизму. Помимо упоминавшегося дела изменника Родины Хаймовича, в этот период нам немало хлопот доставили психический больной Сидоров, который слушал передачи враждебных радиостанций с Запада и распространял клеветнические измышления о продовольственных затруднениях, пенсионерка Рабинова, распускавшая клеветнические слухи о том, что Сидоров /бывший Файнберг/ вовсе не был психическим больным, и так называемый «Комитет Гласности», который под видом борьбы за свободу информации занимался валютными спекуляциями и половыми извращениями /члены комитета — Иванович, Петрович, Сидорович и т.д./. Но Партия и Народ со всей решительностью обрушились на клеветников и изменников Родины. Органы Государственной Безопасности проделали поистине титаническую работу по очистке общества от враждебных элементов. И страна двинулась навстречу новым успехам и новому, очередному юбилею.
Из материалов СПГ1С
История — это события, говорит Командировочный. В истории происходит нечто, решаются важные проблемы. Исторически у нас свергали царя, гнали помещиков и капиталистов, отражали интервенцию, восстанавливали хозяйство, создавали промышленность... Но чтобы решать эти исторические задачи, нужны были миллионы и миллионы незначительных неисторических пустяков,— нужна была мелкая и незаметная с исторической точки зрения социология. Например? Например, размещение людей по домам, расстановка столов в канцеляриях, выписывание справок, подписи, печати... Получение штанов, пайков, званий... Исторические задачи решались и исчезали. Исторические события происходили и тоже исчезали. Исчезали, оставив после себя миллионы и миллионы тех самых социологических пустяков, которые складывались без поз, без гимнов, без манифестаций, без речей, без которых не были бы возможны сами ушедшие явления истории. Именно они оказались остающимся продуктом великой истории, будучи в принципе неисторичными, а не те выдающиеся события, которые претендовали на смысл истории. И были таковыми на самом деле. Вот в чем дело! История неслась во главе конной лавины с шашкой наголо и в развевающейся бурке, произносила зажигательные речи с броневиков. А в это время незримо делала свое дело социология. Она, повторяю, расставляла столы в канцеляриях, подписывала бумажки, назначала на должности. .. История расчистила арену для чего-то такого, что уже было до этого, рвалось и затем заполонило собою все, но о чем история даже и не помышляла. Проследите лозунги и программы революционеров и реформаторов всех сортов, и вы будете потрясены полным пренебрежением к этому враждебному истории нечто. Это нечто и есть будничная социология. Вот тут и нужно копать, а не историю пережевывать. История отвлекает внимание не в ту сторону. Марксизм не случайно настаивает на историзме. Историзм в принципе антисоциологичен. Марксизм был политичным, потом стал идеологичным. Но он никогда не был социологичным. Он историчен по сути. И потому он не способен познать истину о нашем обществе, если бы даже захотел. Какой из этого напрашивается вывод? А вот какой! Денег у нас кот наплакал. Даже на бутылку самой дешевой дряни не потянем. Видите, цветы бабка продает? Двадцать копеек букетик. Берем, и в ресторан. Там наверняка какой-нибудь банкет есть. В свое время мы частенько так поступали. Вышибалы нас запомнили и пропускали без звука, принимая за стукачей. Но потом настоящие стукачи приняли нас за диссидентов, собирающих сведения для иностранных журналистов. И наша лафа кончилась. Здесь, надеюсь, до этого не дойдет.