Исповедь Самосожженца
— Лично для меня проблема Бога есть проблема божественного в человеке,— сказал мой собеседник. — Нам родители с детства прививали религиозность в таком смысле, какой находится совсем в ином разрезе сравнительно с обычным, вульгарным пониманием религии. В этом обычном смысле я атеист. Я религиозен в том смысле, что чувствую и несу крупицу Бога в себе. И потому он для меня есть. Вопрос о существовании Бога не есть вопрос естественно-научный. Его существование или несуществование не докажешь и не опровергнешь никаким научным наблюдением и экспериментом. Он есть или его нет в каждом данном человеке, для меня, для тебя, для него... Вопрос о Боге есть вопрос о том, кто ты и как ты будешь вести себя в этом мире. Мне трудно это пояснить Вам, ибо это надо почувствовать самому, чтобы сказать себе: мне ясно, я понимаю.
Мы долго беседовали так о самых различных аспектах положения религии в наших условиях, но я остался холоден к словам Собеседника. Я верил в его искренность, я не сомневался в том, что он имеет в себе ту крупицу Бога, о которой говорил. Но что-то оставляло меня в тревоге. Собеседник мой чувствовал это и сам стал заражаться моим беспокойством. Пора кончать, решил я, не надо разрушать то, что человек создал ценой целой жизни.
— Я верю вам,— сказал я. — Я ценю мудрость Ваших слов. Но то, что постигли Вы, есть в некотором роде религия в себе и для себя, выражаясь языком Канта. А я ищу нечто для других. Понимаете, я не ощущаю себя в себе как таковом. Я ощущаю себя только в других и в другом.
— Но это то же самое,— сказал Собеседник. — Всякая религиозность есть религия в себе и для себя, а потому — для другого.
— Возможно,— сказал я. — Значит, мне не дано. Понимаете, то, чего я хочу, есть сияние, свет, пламя, гром небесный. Но не тление, не журчание, не воркование. Рад был побеседовать с Вами. Прощайте.
— Что же,— сказал он,— прощайте. Дай Бог Вам того, что Вы ищете.
Я остался опять один
Из дневника Мальчика
Вроде бы обошлось. На комитете меня обрабатывали четыре часа. Потом обливали помоями на собрании. Потом — в райкоме. Залепили выговор с занесением в учетную карточку. И успокоились. Как будто ничего не бывало. И Друг стал прежним. И разговорчики. И анекдоты. Отец сказал, что я уже большой. Должен понимать, что к чему, и уметь держать язык за зубами.
— Сейчас не то время, чтобы болтать,— сказал он. — Сейчас строго насчет этого. А будет еще строже. Так что ты не подкачай.
На районной математической олимпиаде я занял первое место. И меня было назначили на городскую олимпиаду. Но потом разобрались и отставили. Ребята говорят, кто-то настучал. Намекают на Друга. Но я не верю в это. Зачем ему? Учитель математики огорчился сильно. Он так рассчитывал на меня!
— Ты же взрослый парень,— сказал он. — Зачем тебе дались эти репрессии?! Ты же рожден для математики!
Пути исповедимые
— В молодости я тоже увлекался бабами,— говорит один из нас. — Но потом разочаровался, надоело.
— А для меня,— говорит другой из нас,— все бабы, что китайцы, на одно лицо.