Выбрать главу

— Может быть.ты коротко расскажешь содержание этой части записок?

— Это невозможно. Сплошные головоломные рассуждения. Мистика какая-то. Я ни черта не смог понять в его выкладках, а не то что пересказать. Но впечатление такое, что вопрос о самоубийстве приобрел для него самодовлеющее значение как проблема: способен он реально, на самом деле распорядиться своей жизнью по своей воле или нет. Он засомневался в том, что человек действительно обладает свободой воли в этом отношении. И осуществил в некотором роде эксперимент. А самосожжение он предпочел скорее из эстетических, а не из идеологических, религиозных, политических или иных соображений. Он разуверился во всем, судя по тем местам, где он описывал встречи с писателями, художниками, учеными, религиозными деятелями. Все они производили на него впечатление мелких и злобных человекоподобных тварей, одержимых манией самооправдания. И он стал сомневаться в главном,— в своем собственном человеческом ядре. И сознательно пошел на этот ужасный эксперимент. Думаю, что он был в здравом уме в большей мере, чем мы все вместе взятые. Жаль, конечно, записки ликвидировали. А я — идиот! Мог же копию снять! Этому человеку вполне можно было доверять. Такой уникальный эксперимент и впустую!

-— К этому нам не привыкать. Мы сами суть участники эксперимента, который вот-вот закончится впустую. А что говорили те, кто потушили его и фактически убили?

— Вопросов об избиении им не задавал никто. Молчаливо все считали, что так и следовало сделать. Все в один голос называли его мерзавцем, который позорит нашу Страну, и они как честные граждане и патриоты не могли пройти равнодушно мимо. Ты знаешь, что их всех наградили орденами?

— Бедняга! Он не знал, что у нас человек не имеет права сам лишить себя жизни по самой сути нашего общества, а не в силу внутренних ограничителей.

Пути исповедимые

— Тьфу,— сказал Один, выплюнув принципиально непережевываемую жилу обратно в тарелку. — Был тут бардак, есть и будет.

— Я против,— сказал Другой. — Должно быть лучше. Человеку свойственно стремление к лучшему.

— Человеку, возможно, свойственно,— говорит Четвертый. — Но русскому Ивану свойственно другое, а именно — стремиться к тому, чтобы хуже не было. Однажды попал я на «митинг». Лектор — интеллигентный на вид человек. Вроде вас, лысый, в очках, с портфелем. Он так и сказал в конце: мол, человеку свойственно стремиться к лучшему. Вот вам,обратился он к моему заросшему и опухшему соседу, разве не хочется лучшего? Нет, сказал сосед. Нам это ни к чему. Нам лишь бы хуже не было. Ишь чего захотели, сказал лектор. Это только на высшей ступени достижимо. А сейчас пока низшая ступень, так что извольте стремиться к лучшему. У нас хотя и развитой социализм, но еще не коммунизм. Во всяком случае, недоразвитый коммунизм. Мы тогда даже песенку пели по этому поводу.

Слижи с досок шершавых крохи, Стяни живот ремнем потуже. И как достойный сын эпохи Моли, чтобы не стало хуже.

— С каким сознанием мы живем,— сказал Один,— то и имеем.Что же, выпьем за то, чтобы не было хуже!

Идеология. Учение о будущем.

Ученый: Суть вашего учения о будущем коммунистическом обществе /«научный коммунизм»/ сейчас очевидна всем, и нет надобности его обсуждать.

Идеолог: Но вы же не отвергаете факт существования такого общества у нас?

У: Не отвергаю, что наше общество можно считать воплощением идей коммунизма. Но я различаю сказку коммунизма и его реальность. Я готов обсудить с вами проблему будущего коммунизма, но исключительно в плане прогнозов следующего порядка: устраняет или нет коммунизм такие язвы классового общества /вернее, то, что вы сами приписываете только классовому обществу/, как экономические кризисы, безработица, войны, нищета, насилие, и т.п., и как с этими язвами будет обстоять дело в будущем? Я утверждаю, что коммунизм воспроизводит все болезни прошлого общества в расширенных масштабах, только в завуалированной и модифицированной форме.

И: Я боюсь, что мы с вами обсудить эти проблемы уже не успеем.

Рождение человека

Счастливый ты человек, говорит Художник. Завидую. Когда у меня дочка родилась, я тоже был на седьмом небе. Даже пить завязал. Стирал пеленки, в поликлинику детскую ходил, за бутылочками бегал. Но ничего у меня не вышло. Теща буквально загрызла нас. И то не так, и это не так. Представить себе не можешь, из-за каких пустяков мы ругались и неделями не разговаривали! Она подгузники не стирала, прямо сушила на батарее отопления. Вонь от них ужасная. Я говорил, надо стирать их и горячим утюгом проглаживать. Куда там! Тебе хорошо, у тебя мать. И образованная к тому же! Ух ты, раскричался, стервец! Качни его как следует пару раз, сразу смолкнет. Ну, давай по последней. Тебе больше нельзя,— ребенок!