Но как только он начал испытывать Это, сразу же все исчезло. Осталась только справка с надписью «исправленному верить». Счастье, сказал Голос, по самой своей природе неуловимо, а в больших дозах вредно. Счастливая жизнь — это капля счастья на бочку повседневной серости. Однажды в юности мы с приятелем сперли улей и съели его содержимое за одни присест. Можешь вообразить, что с нами стало после этого? И не надо. Я до сих пор не могу вспоминать об этом без содрогания. А ты вспомни, что произошло в вашем отделе, когда вам выделили на сорок человек два ковра размером три на пять? Испорченное настроение у всех на полгода. А отчего? Слишком великой оказалась доза счастья! Я уж помалкиваю про случай с квартирами. По-моему, ты от него до сих пор не оправился. А что говорит наука по сему поводу? Категория счастья вообще лишена смысла, вот что говорит наука. Имеет смысл лишь категория «не считаться несчастным». Состояние счастья субъективно и неопределенно, для него нет четких и всеобщих критериев. А состояние, когда индивид не считается несчастным, такие критерии имеет, ибо это состояние объективно, а упомянутые критерии лежат вне индивида, т.е. в коллективе. В случае со счастьем индивид сам решает, счастлив он или нет. А является индивид несчастным или нет, решает коллектив. Индивиду здесь остается лишь принять решение коллектива за собственное. Иначе он будет наказан. Как? При Коммунизме признается только одна форма наказания: лечение. Быть больным тут запрещено. Традиционное «Будь здоров!» здесь обрело силу закона. Но лучше смотри!
Он посмотрел и увидел Мир сразу и целиком. Мир предстал перед ним в виде уходящего в бесконечность коридора. Коридор исходил откуда-то изнутри и шел сразу во все стороны, но прямо. Он вспомнил новейшие космологические гипотезы и презрительно усмехнулся: реальность, которую он сам видел своим духовным взором, не имела с ними ничего общего. Пол коридора сделан из разноцветных плиток, точь-в точь как в туалете Казанского вокзала. Ошибаешься, сказал Голос. Рисунок не тот. Точно такой рисунок в нашем вытрезвителе, и больше нигде. Именно за уникальность ему присудили Ленинскую премию. Вспомнил? По правой стороне коридора сплошной ряд кроватей. Кровати железные и с металлической сеткой, но без постельных принадлежностей. Все-таки не нары, сказал Голос. Мягко, но гигиенично. Это тоже заимствовали в нашем вытрезвителе. Можно мочиться и даже делать по-большому, не вставая. Кровати приподняты под углом в тридцать градусов, словно ракетные установки, показанные на последнем юбилейном параде с целью устрашения Запада, который хотя и увеличил поставки хлеба в Страну и сократил кампанию борьбы за права человека, но не столь решительно и чистосердечно, как это требовалось в соответствии с Великой Целью. Приподняты кровати ровно настолько, чтобы все видели: хотя это не пушки и ракеты, а самые миролюбивые сооружения, но в случае чего они могут пальнуть по любой точке планеты; с другой стороны, хотя это и есть грозное оружие, но служит оно самым мирным целям. Помнишь, сказал Голос, мы певали в романтической юности:
Приподняты кровати так, чтобы спать на них было невозможно. Эти кровати не для спанья, сказал Голос. Но дело тут не в их положении, а в функции. А спать человек способен в любом положении. Мы однажды выпивали на строительной площадке. И не заметили, как один забулдыга свалился прямо в какой-то раствор. И проспал там целые сутки. А на другой день был выходной. В понедельник пришли строители. Представляете, какой хай они устроили! У них же план, премиальные. Хотели добавить еще пол метра раствора, и дело с концом. Но к счастью, среди них нашлись братья-алкаши, вырубили беднягу. С другой стороны коридора — такой же сплошной ряд унитазов. Какое величественное зрелище, воскликнул Голос. Никогда не думал, что банальные унитазы могут так потрясать воображение и вызывать священный трепет, если их очень много и они выстроены в ряд. Видел ли ты что-нибудь подобное?! Этот ряд унитазов пересекает всю Галактику и уходит в неведомые «черные дыры» на краю Материи. И все время прямо! Только прямо! Никаких отклонений! Это и есть зримое воплощение самой Генеральной Линии. Унитазы все одинаковые, но одновременно каждый пятый унитаз чуть побольше, каждый десятый еще больше, каждый пятнадцатый еще больше и так без конца. И где-то в захватывающей дух бесконечности — бесконечно большой и, вместе с тем, одинаковый со всеми остальными Генеральный Унитаз Вселенной. Вот проблема, на которой споткнулись метафизический материализм и идеалистическая диалектика: соотношение малого и большого. Однажды пришлось мне поехать в скульптурный комбинат на окраине Москвы в качестве эксперта по поводу работ молодого скульптора, претендовавшего на гениальность, но заподозренного в шизофрении. Здания комбината — сараи, больше похожие на дореволюционный кирпичный завод, чем на современные цеха искусства. Зато территория комбината — размером с маленькое европейское государство. И первое, что я увидел,— нижние части статуи Ленина, выстроенные в ровные ряды с одной стороны шоссе, и верхние части статуй, выстроенные в такие же ряды с другой стороны шоссе. И протянулись эти ряды по меньшей мере на три километра. Конец рядов усмотреть было невозможно, и потому казалось, что они уходят за горизонт. Все это присыпано грязным снегом. Представляешь, зрелище! С одной стороны — бесконечный стройный ряд штанов, делающих шаг вперед. А с другой стороны — такой же бесконечный ряд мощных лысин и поднятых в приветствии рук. Рехнуться можно! Комбинат работает более пятидесяти лет. В день выпускает тысячу статуй. Помножь на триста шестьдесят пять, потом — на пятьдесят. И учти, номер комбината — девяносто семь.