Месяц прошел, сказал Комсорг, а ты все загораешь. Для начала вот тебе поручение: будешь агитатором на избирательном участке. Потом надо будет вступить в народную дружину. Ты парень здоровый... Послезавтра собрание. Надо будет выступить. Так сказать, свежий взгляд... Привет!
Начинается, подумал Ученик, кончился мой «медовый месяц».Пора становиться полноценным членом коллектива.
Отношение к диссидентам
В курилке шел треп о диссидентах. На сей раз он принял несколько иронический оттенок. Слышал, говорит Девица, схоронили Н. Говорят, жертва ОГБ. Это действительно, говорит длинный очкарик из отдела писем трудящихся, но скорее в комическом смысле. Дело в том, что Н был так напуган слухами о нападениях агентов ОГБ на диссидентов, что носил с собой для самозащиты бронзовый пестик, которым жена толкла в ступке всякие штучки для кулинарии. Прятал его в чехол с зонтиком. В тот раз он засунул его прямо в зонтик. И забыл о нем. Пошел дождь. Он вытащил зонтик, раскрыл. Пестик, конечно, шлепнул его по темени. И наповал. А помните художника М, говорит другая Девица. Он года два назад уехал. Так с ним такой казус был. Приобрел он новую мастерскую. А мальчишки еще за год до этого нарисовали на двери фашистский знак. Художник сначала не обратил внимания, хотел стереть. Но потом смекнул, что из этого выгоду извлечь можно. Сообщил западным журналистам. А тех хлебом не корми, дай только материальчик. Ну и сфотографировали это как яркий пример травли. Это что, спешит высказаться мальчик из спецотдела, один дисси... Съел свою собственную старую жену, докончил Однорукий мысль Мальчика, и свалил на ОГБ. И что самое удивительное, те до сих пор не могут доказать, что они не ели... А самое смешное, сказал Однорукий Ученику, агенты ОГБ действительно прикончили Н, стукнув его чем-то по голове. А пестик тут выдумали для анекдота.
Из дневника Мальчика
Я проходил мимо лектория общества «Знание», увидел афишу с красными буквами «Человек и общество» и зашел туда послушать. Народу в зале было довольно много. Вот идиоты, подумал я. Но тут же спохватился: а ты сам? Лекцию читала седая пожилая женщина. Читала со страстью, хорошо поставленным голосом. Хотя она говорила обычную барабанную чушь, ее слушали. Только сидевший рядом со мной мужчина ворчал что-то. Когда лекторша стала обосновывать тезис о состоянии одиночества как о характерном явлении буржуазного общества, совершенно не свойственном нашему обществу, сосед выругался и предложил покинуть зал. И охота тебе слушать эту галиматью, сказал он, когда мы вышли на улицу. А вы же сами слушали, сказал я. У меня с этой гадиной свои счеты, сказал он. Знаешь, сколько людей эта тварь в свое время угробила? Я по ее милости тоже кое-что хватил. Пустячок. Пятнадцать лет! А теперь она крупный теоретик по проблемам воспитания нового человека. Перед молодежью часто выступает. И представь себе, имеет успех. Но она действительно здорово говорит, сказал я. Смотря с какой точки зрения, сказал он. Считается, что наши вожди были великими ораторами, А начни копать сейчас смысл их речей, в ужас придешь. Возьми хотя бы эту тему одиночества. Вроде бы правильно все говорила. Действительно, на Западе часто бывает так, что обществу безразличны переживания и судьба индивида, а у нас коллектив ни за что не оставит без внимания своих отдельных членов. А что это означает на деле? Там одиночество есть крайне /отрицательное/ проявление и следствие позитивной правовой и моральной защиты личности от власти и от общества. А у нас отсутствие такового есть проявление и следствие неограниченной власти коллектива над личностью, т.е. чего-то негативного. И кроме того, состояние одиночества и у нас бывает. Да еще какое! Поживешь — сам почувствуешь. Только у нас оно имеет совсем иной смысл: это страшное наказание индивида коллективом за стремление обрести личную независимость и отстоять свое человеческое достоинство. Там — безразличие, у нас — активное изолирование. Там это исходит от тебя самого, здесь — от них, твоих коллег и сослуживцев. Наше одиночество куда пострашнее. А почему вы не отомстите этой женщине, спросил я. Как, спросил он в свою очередь. Разоблачить? А перед кем? Кто она такая, всем известно. Она часто ездит на Запад. Ее там принимают. Думаешь, не знают, кто она? Мы не раз сообщали об этом. Всем плевать на прошлые жертвы. Я бы на вашем месте убил ее, сказал я. Конечно, сказал он, таких убивать надо. Но — в свое время. Раньше я был готов на это, но не имел возможности. Теперь поздно. Самое страшное наказание таким — чтобы они видели, что их время прошло. Но, увы, их время снова возвращается. Да оно и не уходило. Хотите, сказал я, я ее кирпичом по башке стукну из-за угла? Не стоит, сказал он. Пропадешь ни за что. Потом... Понимаешь, я тогда признал вину, покаялся. Просил помиловать. Обещал... В общем сам понимаешь. Ну, пока!