— Откуда это тебе известно?
— Кое-что сам видел. Кое-что самому приходилось «обеспечивать». И здравый смысл подсказывает. То, что стало известно, мелочи. Главное удалось скрыть.
— Это дело прошлое.
— Не такое уж прошлое. Тут выводы кое-какие напрашиваются: если кое-кому ради своей шкуры потребуется сотни миллионов уничтожить, уничтожат, не остановятся. Почему бы нет? И что их... впрочем, нас... может остановить? Никаких внутренних ограничителей в нас перед лицом зла нет.
— Так уж и нет ничего?
— Только извне. Только превосходящая сила. А сами мы остановить себя не способны. Ты знаешь, за озером новую больницу построили? Знаешь, что это за больница? Верно, психиатрическая. Сумасшедший дом, скажем прямо. А зачем? Старого было мало? Там же целый корпус пустовал. Ты там, на новостройке, не был? Стоит посмотреть. Котлованы там были такие, будто они подвалы в три этажа строить собирались. Там штук пять корпусов совсем без окон. Без окон!!
Жена Иванова накрывает стол. Иванов разливает водку. Наши разговоры кажутся нелепыми, не соответствующими аппетитным закускам и прочему. Мы чокаемся. С аппетитом едим. И... продолжаем беседу в том же духе.
— Давай спросим себя по-честному, знали мы о сталинских репрессиях или нет?
— Что знали, а что нет. Кто знал, а кто нет.
— Не финти! Знали. Могли знать. Дело не в этом. Сомневались мы в справедливости их или нет? А!.. Вот то-то и оно! Начали сомневаться, когда это самих коснулось так или иначе. А у меня, честно признаюсь, не было никаких сомнений даже тогда, когда немцы до Сталинграда дошли. А я ведь еще до войны стал кадровым офицером. Чистки комсостава успел увидеть. Я не то чтобы сомневался. Я не хотел сомневаться. Мысли такой не допускал. А что это значит?
— Мы люди маленькие были. Нас не спрашивали.
— Ну нет. Давай уж поставим точки над «и». Это называется соучастием в преступлении. Нам многим это было выгодно. Как? Например, более быстрое продвижение по службе.
— Добраться до полковника — это не так уж быстро.
— Мы немного запоздали к дележу мест. И вообще, мы попали в переходное время. Частью туда, частью сюда. Вот и не получилось. Зато у других получилось.
— Ну, в войну...
— Война была расплатой за наш идиотизм, за бессмысленные преступления... За все... Вот мой парень. Школу кончает. У тебя есть связи в научных кругах...
— Попробуем что-нибудь придумать. Куда он хочет?
— А не все ли равно? Лишь бы поступил. Лишь бы в армию не забрали. Раньше полковник был фигурой. А теперь — шпана. Теперь наша «аристократия» рангом выше стала. Посчитать бы, сколько у нас министров, директоров, секретарей, заведующих, командующих... На целое государство хватит...
— Иди в торговую сеть, становись заведующим кадрами в тресте, и ты будешь иметь все блага. Тогда твоего сына в любой институт примут.
— Не хочу. Что происходит, объясни мне! Все лезут в начальники. Объединяются, заводят связи, образуют банды по совместному ограблению общества. И боже упаси ковырнуть это. И так снизу доверху. И иначе не проживешь. А ведь твердили об идеалах. Неужели нет выхода?
— Для нас с тобой один выход остался: ждать, когда свезут в крематорий... Кстати, начали строить новый мощный крематорий... Пока не поздно, давай блат заведем...
— Твоя шутка не лишена оснований. В нашей поликлинике у меня «обнаружили» опухоль и чуть было не укатили на операцию. Хорошо, мне устроили консультацию у частника... Ну да, у этого самого... Наша бесплатная медицина обходится нам слишком дорого.
Стрельбище
Вот мы и на стрельбище. Тридцать здоровых парней, три винтовки на всех, по три патрона на рыло, одна граната. Граната настоящая. По распоряжению из Округа мы должны посмотреть взрыв настоящей гранаты, мы должны научиться бросать настоящую гранату. И вот мы бросим скоро одну гранату на тридцать человек. Бросать будет по всей вероятности сам Шуст. Хотя, он трус. Дорогой мы запаслись морковкой, прихватили несколько кочанов капусты. И теперь мы развалились на солнышке, грызем овощи, курим и травим баланду. Шуст со своими холуями Руденко, Сидоренко, Хомяком и Прилепиным шебуршится около траншеи. Что-то измеряет, отмечает. А нам на это начхать, нам пятерки не требуются.
— Слушай, Гизат,— говорит Тоня. — Ты стреляешь, как бог. И если ты разок стрельнешь скверно, тебе ничего не будет. А меня Шуст сгноит в нарядах, если я сегодня, опять промажу. Давай договоримся, ты стреляешь в мою мишень, а я в твою. За это отдаю тебе пайку хлеба за обедом. Идет?