… Ветер дул с прежним злым упорством. Ведро раскачивалось, звеня дужкой о сталь лопаты. Телята, мягкими лбами подталкивая Мишу сзади, мешали придумать, что же сказать Гаврику про волков.
* * *Ивану Никитичу и Гаврику за широкой лесополосой, на травянистой целинной прогалине в соседстве с озимым полем, наконец, удалось остановить коров.
Запыленные, потные, размазывая ладонями грязь на щеках, старик и Гаврик сошлись поговорить о беде и придумать выход из трудного положения. Злость сводила морщинистые сухие губы Ивана Никитича, обросшие щетиной, перекрашенной пылью из седой в мутножелтую. Часто дыша, старик спросил Гаврика:
— Ты, случайно, не скажешь, кто придумал такой ветер?
— Я не придумывал, — отвернулся Гаврик.
— Знаю…
Старик немного постоял с закрытыми глазами. Сухое лицо его, разрисованное грязными полосами, болезненно передернулось, и он просяще проговорил:
— Гаврик, отойди немного в сторону… Ну, вон хоть красно-бурую заверни от озимки, а я тем временем с ветром поразговариваю по душам..
Когда Гаврик вернулся, старик расстегивал ремень, который держал брюки на его худобокой, костлявой пояснице.
— Снимай и ты свой, — распорядился он.
Ремнями они спутали самых ненадежных, пугливых коров, и тогда старик спросил:
— Гаврила, какая будет нам цена, если заявимся в колхоз без Михаилы и без телят?
Гаврик тихо ответил:
— Маленькая…
— Так чего же стоишь? Беги в ту лощину.
Гаврик кинулся в лесополосу. Сквозь визг раскачивающихся веток до него долетели напутственные слова Ивана Никитича:
— Кричи, зови: помни, что я жду!
Впервые за долгую дорогу Гаврик получил задание по сердцу и по характеру… Наверное, так же вот на фронте, как дед, командир требует от разведчика «достать языка»… Разведчик давно ушел, а его ждут, ждут… Не спит командир, не спят товарищи разведчика… С чем он вернется?.. Вернется или нет?. Командир не ест, товарищи разведчика тоже не едят… До еды ли им?
«Товарищи, в нитку вытянусь, разорвусь, а все сделаю, как положено быть!» — думает Гаврик и бежит, отворачиваясь от ветра то в одну, то в другую сторону.
И вдруг из-за невысокого кургана, совсем близко от лесополосы, показался Миша с телятами. Он шел спокойно, с ведром через плечо и, завидев Гаврика, небрежно засвистал:
— Фю-ить! Фю-ить!
Гаврик и обрадовался и огорчился. Он недовольно подумал, не лучше ли вернуться к старику и сказать ему, что он горячился по пустякам и может полюбоваться на своего Михаилу и на телят.
Миша догадался, что дед с коровами за лесополосой, иначе Гаврик кинулся бы к нему с печальными новостями. Догадался Миша и о том, куда Гаврик так быстро бежал и почему стоит теперь с опущенными плечами, с понурой головой.
Подойдя к Гаврику, Миша с восхищением заговорил:
— Гаврик, а здорово у вас с дедом получилось! Я ж видал, что коровы на вас понеслись в атаку! Подумал: стопчут, прорвут фронт!. Вот вы герои!.. А мне с этими хлопцами, — указал Миша на телят, — особых трудов не было… До чего послушная скотинка! — засмеялся Миша и, передавая вожжу Гаврику, сказал: — Веди ты, а я следом.
От удовольствия Гаврик почесал в затылке, посмотрел на лесополосу.
— Понимаешь, Миша, нам надо бы немного постоять, да старика жалко… Он там теперь весь кипит. Нет, уж лучше пойдем. Только ты, Миша, немного приотстань… Вроде ты уже лишился сил, и я тут как тут, — прищурившись, просяще кивнул головой Гаврик.
— Придумано ловко, — одобрил предложение Миша и, учась хромать, побрел вслед за Гавриком и телятами.
Иван Никитич, собираясь долго ждать, стоял, поддерживая спадающие без пояса брюки, и, глядя в землю, так задумался, что, казалось, раздайся среди этого ветреного, сумасшедшего дня оглушительный гром, он, пожалуй, не очнулся бы от своих мыслей. Завидев уже с минуту стоявших на поляне Гаврика и Мишу с телятами, он раскинул руки, побежал было к ним, но запутался в шагу и, морща от смеха свое маленькое лицо, разрисованное грязными полосами, с чисто детской непосредственностью заявил:
— Ведь вот беда-го!.. Поломалась праздничная встреча! И подумать только — все из-за пояска.
Миша спросил шутливо:
— Дедушка, вы пояс-то потеряли? Может, налыгач дать?
Иван Никитич отмахнулся:
— Что я тебе, Михайло, телок или корова? Ты лучше распутай чалую и принеси поясок. Сделай милость, потрудись, выручи старика из беды. Его еще по царскому режиму обделили жирами, а теперь к старым костям они не клеятся. И какой бы портной ни шил штанов, все равно проваливаюсь в них, как в яму!.. Беда! — весело, тоненько смеялся старик.
* * *