За работой он теперь думал об одном: как бы мягче, сердечней сказать Гаврику то, что считал нужным сказать.
Гаврик же, бегая от колодца к сараю и обратно, успел признать за собой многие недостатки: вспыльчивость, забывчивость, крикливость… Не упустил даже вспомнить, что иногда умел соврать.
Вот, например, один из случаев. Он почему-то особенно памятен. До войны каждый день мать кипятила сливки, чтобы вечером, вернувшись из бригады, покормить Нюську кашей со сливками. Гаврик постиг несложную науку: из алюминиевого ковшика понемногу отпивать, не разрывая зажаренной пенки. Мать, покачивая головой, не раз выражала подозрение.
Гаврик хмурился, гневно спрашивая:
— Мама, за кого ты меня считаешь?
Однажды соблазн завел Гаврика дальше положенного. Пенка осела и оборвалась, как натянутая паутина.
Но все это Гаврик считал делом семейным. Стыд на людях был страшнее домашней ссоры, и Гаврик на людях не врал. К тому же теперь у него нашелся повод оправдаться в домашнем вранье: ведь он был тогда маленьким и сливки любил больше, чем теперь.
Но Гаврик никак не мог признать себя хвастуном. Это было сверх его сил, и он ждал, что ему скажет Миша.
Телят они напоили последними. Миша сейчас только заметил это упущение и сказал:
— Гаврик, а ведь «хлопцев» напоить надо было первыми.
— Ты лучше начинай с другого. Скажи, «хвастуна» берешь назад?
Они стояли в трех шагах друг от друга. Коровы, довольные уютным затишьем, вылизывались, ложились отдыхать. Нужно было бы приступить к дойке, но деда еще не было, и Миша не хотел, чтобы Иван Никитич застал их в ссоре.
— В кусты не прячься. Спрашиваю: «хвастуна» назад берешь? — настаивал Гаврик.
— Гаврик, только наполовину, а полностью не могу, — бессильно повел плечами Миша.
— Какой же ты друг? — спросил Гаврик, чуть-чуть смягчаясь, потому что с половиной «хвастуна» мириться все-таки было легче.
— Друзьям всегда говорят правду. И друзья из-за пустяка не ссорятся…
— Сказки можешь рассказывать телятам. — И Гаврик, потеряв воинственный вид, отошел к стене сарая и опустился на корточки. И хоть ребят теперь разделяло значительно большее расстояние, Миша чувствовал, что именно сейчас недоставало какой-то осторожной шутки, чтобы окончательно сломить капризное настроение Гаврика и все-таки сказать ему правду. Думая об этом, он подошел к телятам, просторно связанным, непринужденно лежавшим рядом, и сел между ними, в головах..
— Хлопцы-телята, Гаврик хочет, чтоб я рассказал вам сказку…
Миша заговорил тем немного скорбным, немного ласковым голосом, который все время заставлял Гаврика настораживаться и ждать шутливой выходки, а засмеяться он боялся, потому что вместе со смехом придет конец ссоре.
— Хлопцы-телята, — опять услышал Гаврик и сильнее нахохлился, а Миша с задумчивостью сказочника продолжал: — Были, значит, два друга, как вы… Ходили весной в степь… Не подумайте, телята, что они ходили пастись. Это вам нужна зеленая трава. Те хлопцы — не телята, а колхозники. Они капканами ловили сусликов… Ну вот… Шкурки сдавали агенту Заготпушнины.
Миша покачивал головой, а Гаврик свистал, желая показать, что он занят своими мыслями и глупой сказки, конечно, не слушает.
— Те хлопцы сидели в ярочке, от ветра схоронились. Ну, а тут как раз бабка Нестериха несла из дальней криницы воду. В ведра сверху воды бабка Нестериха зачем-то насыпала пырея… Это, телята, трава такая вкусная… Вы ее хорошо знаете.
Теперь слушайте опять про хлопцев. Один был русявый, губа трошки отвисала. Русявый парень, значит, спрашивает у друга:
— Зачем бабка в воду травы насыпала?
А друг ему:
— Это она, — говорит, — на курьерской скорости зеленый борщ готовит.
Ну, и здорово посмеялся над бабкой. Вы, телята, не подумайте, что хлопец был плохой… Черноглазый, боевой. Только очень шибкий на слова!
Миша вздохнул и снова начал:
— Ему бы спросить бабку, зачем это она травкой… того… Нынче б этому хлопцу совет бабки пригодился. Были бы те хлопцы и сейчас друзьями и доили бы коров… и думали бы, как вас, телята, по такой непогоде благополучно доставить домой…
Рассказывая «сказку», Миша все время смотрел на телят и только изредка, чуть покосившись, замечал Гаврика, молчаливо застывшего на корточках около стены. Миша точно помнил, что Гаврик к концу «сказки» был на своем месте и вдруг неслышно исчез.
Миша встревожился и вышел из сарая. Гаврик стоял за наружной стороной стены. Стрельнув в Мишу холодным взглядом, он сейчас же направился навстречу деду.
Иван Никитич шел к кошаре не один — рядом с женщиной. Хворостиной женщина погоняла волов, которые, отворачивая морды от ветра, тянули арбу, лишь до половины нагруженную соломой.