— Остановись! — скомандовал Гаврик.
Отряд остановился, и все ребята видели, как Гаврик выбежал навстречу Руденькому и о чем-то с ним и с Мишей долго разговаривал.
— Ну, конечно, верно, — услышали ребята одобрительный голос Руденького. — Да мы сейчас вместе посмотрим! Кое-что исправим. Пошли!
И все слышали, что Валентин Руденький, осматривая отряд, называл Гаврика то товарищем Мамченко, то товарищем командиром. Между разговором он достал из своего рабочего чемоданчика моток тонкого шпагата и на ходу сделал Мане шнурок для туфли, чтоб не болталась и не натирала пятку, а Саше и Васе — подвязки, чтобы брюки, вобранные, как у велосипедистов, не вылезали из чулок.
— Вас тут, старых пионеров, только двое, — сказал Руденький, заметив, что, помимо Миши, галстуки багряно краснели только у Гаврика и у Наташи. — Ну, да это ж пока школу не открыли. Откроют — и пионеров сразу прибавится. Мне, старому комсомольцу, это хорошо видно, — и он своими догадливо засветившимися глазами осмотрел, как пересчитал по одному, каждого школьника.
И всем стало ясно, что товарищ Руденький подумал о каждом из них.
— Поход еще только начался. Если будете помогать друг другу в общем деле, тогда легко справитесь с любыми трудностями… Помните, что в пионерских отрядах воспитывались многие лучшие сыны нашей родины. Их много-много!.. Но об одном из них я всегда думаю, когда смотрю на ту вон мельницу…
Ребята посмотрели туда, куда указывал Руденький. Вдалеке, на одном из холмов, которыми так богата примиусская степь, виднелась замшелая мельница с обрубленным верхним крылом, с пробитой боковиной.
Валентин Руденький рассказал ребятам, что это крыло изуродовано совсем недавно. На мельнице жило двое партизанских разведчиков, — один комсомолец, другой четырнадцатилетний пионер Петр Стегачев. Комсомолец крутил мельницу, а Петя Стегачев, подвязавшись к крылу, незаметно поднимался на двенадцатиметровую высоту. Отсюда он хорошо видел, что делалось на переднем крае у фашистов. Комсомолец потом относил сведения в штаб и снова возвращался к Пете Стегачеву.
— Петю фашисты расстреляли. Тогда вот и оторвало крыло и вырвало бок у мельницы. Петя был настоящим героем и знал, какое опасное задание выполняет. Я записал слова его… Он часто говорил их…
Руденький торопливо расстегнул комбинезон, из бокового кармана солдатской гимнастерки достал маленькую записную книжку и прочитал:
— «Может, поднимусь, а опуститься не удастся, считайте, что погиб за эту землю».
Так же быстро Руденький положил книжечку в карман и, торопясь, напутствовал командира отряда:
— Товарищ Мамченко, Петя Стегачев не любил много разговаривать без дела. Счастливого пути!
— Гаврик, учти, что все в степи знают — и в полеводческой и в тракторной, — волнуясь, заговорил Миша. — Дедушка Иван Никитич тоже сейчас в степи. Он сказал: «За Гаврика ручаюсь». Смотри же и ты, Наташа, тоже, — и он погрозил им пальцем.
Гаврик вздохнул, нахмурился и повел отряд дальше. Теперь шли без прежнего порядка и спокойствия: ребята оглядывались на удалявшихся Валентина Руденького и Мишу и спорили: одни уверяли, что с Петей Стегачевым был сам товарищ Руденький, другим казалось, что Руденький не мог один крутить мельницу — он еще молодой и тоненький…
Гаврик вмешался в спор:
— Ну и что ж, что тоненький? Петя Стегачев был, должно быть, еще тоньше, а смог вон какое дело делать!.. Герой — он все может!
Эти слова убедили спорящих, и в отряде стал устанавливаться порядок.
* * *Перешли перевал, открылся Песчаный курган, похожий на плешивую голову, заросшую темным кустарником сибирька, как колючей, вихрастой бородой.
Остановив отряд, Гаврик сейчас же расставил по сторонам дороги охрану, которая должна была следить, чтобы никто без его разрешения ни шагу не ступал в сторону. Хотя поля в этом месте были очищены от мин, хотя здесь каждый день ходили колхозники, но Гаврик ничего не хотел брать на веру.
Наступил момент проверить сибирьковый участок, зажатый в кольцо, раздвоенной в этом месте проселочной дороги. Гаврик отозвал в сторону Наташу:
— Сейчас я пойду по этим сибирькам… Буду ходить взад и вперед, так и этак… Если что случится, — он посмотрел на отряд, — ты, Наташа, тогда будешь отвечать за всех. Ты их должна из похода привести..
Гаврик был немного грустный, но решительный. Он ждал ответа, чтобы потом немедленно свернуть с дороги и начать сапогами притаптывать сибирьки.
Наташа впервые заметила, что у Гаврика длинные, густые, как метелки, ресницы, а темные волосы очень идут к его побледневшему лицу.
— Гаврик, командиры сами в разведку не ходят. Ты разреши мне, — и Наташа коснулась руки Гаврика своей узенькой смуглой рукой.