Винцуня в испуге закрыла глаза. Край черной пропасти, казалось, был совсем близко… почти рядом. Винцуня не хотела признаваться себе, что она разочаровалась и разлюбила. Она изо всех сил себе доказывала, что это она виновата во всем, и оправдывала Александра. Она отбивалась от своих сомнений и вопросов, но на сердце было тяжело. И снова ей вдруг привиделся тополинский дворик и Болеслав, — и долго сквозь слезы она любовалась этой картиной.
Образ Болеслава все чаще возникал у нее перед глазами. Когда все было спокойно, он не появлялся, но стоило ей чему-нибудь обрадоваться или чем-нибудь огорчиться, как Болеслав возникал перед нею, точно по мановению волшебной палочки. Ему она тихо изливала свою наболевшую душу, с ним делилась всем приятным, у него спрашивала совета, если ее мучили сомнения. Лицо Болеслава бывало то спокойное и веселое, то грустное и задумчивое, то болезненно-бледное — каким она его видела в день разлуки И тогда Винцуню мучило страшное раскаяние, необъяснимый стыд, грызла тоска, а Совесть тихонько нашептывала: «Я же тебя предупреждала!» Доброта, — бывшая пленница давно угасшей Страсти, — теперь стояла заплаканная, без оливкового венца, а Воспоминания туманным роем кружились над ней и пели дивные песни о детстве и безмятежной юности. Тогда молодая женщина бросалась на колени перед святым образом и молилась долго, исступленно. Однажды она в отчаянии воскликнула: «Боже мой! Я согрешила!» Но еще горше ей бывало, когда перед ней возникали два видения: бывший жених и муж. Винцуня старалась отвлечься, но оба упрямо преследовали ее: один сильный духом, умный, благородный; другой хотя и более красивый, но ветреный, слабовольный, гуляка. И внутренний голос настойчиво, мучительно повторял ей: «Сравни! Сравни!»
Все быстрее, все определенней сбывались предсказания старого оригинала пана Томаша. Винцуня освобождалась от иллюзий, мираж исчезал, и на месте хрустальных замков мечты возникали ужасающие контуры действительности: она осознавала, что стоит на краю пропасти.
Осенью Александр ненадолго уехал к родителям. Оставшись одна, Винцуня еще больше времени уделяла своим занятиям и размышлениям. С отъездом Александра в Неменке стало тихо, лишь изредка наведывались сосед или соседка. Но и этих визитов оказалось достаточно, чтобы Винцуне рассказали все сплетни, ходившие о муже. Это больно ранило ее сердце и задевало женское самолюбие.
Наведался к ней как-то давний знакомый, простодушный и откровенный деревенский человек.
— Как это ваш муж решился в такую горячую пору оставить дом, да еще надолго? — удивился гость.
— Его замещает эконом, — ответила Винцуня.
— Ох уж этот эконом! — вздохнул сосед. — Скажу вам откровенно, сударыня: ваш Павелек отпетый мошенник и бессовестно вас обкрадывает. Об этом все говорят! Да и пристало ли нам, бедным шляхтичам, держать экономов и полагаться на них? Конечно, ежели громадное хозяйство, то другое дело, а на маленьком фольварке, как говорится, свой глаз — алмаз.
Винцуня не возражала. Конечно, сосед был прав.
Однажды пожаловала в гости дальняя Винцунина родственница, немолодая, румянощекая, пышнотелая дама, из тех, у кого глаза на мокром месте и язык без костей. Едва переступив порог, она порывисто обняла Винцуню, притиснула к груди, обтянутой цветастым платьем, и возопила:
— Бедненькая ты моя, бедненькая!
— Чем же я такая бедненькая? — шутливо спросила Винцуня.
— Ох, не притворствуй, не притворствуй! — предупредила гостья, сжимая Винцунину руку в своих пухлых ладонях. — От соседей ничего не утаишь, все видят. А то мы не знаем, что твой муженек по салонам шастает да глазки строит то этой кокетке Карлич, то Юзе Сянковской, а тебя, горемычную, оставляет дома как затворницу. Я давно собираюсь все это ему в глаза высказать, вступиться за тебя. Худо это, худо, имея такую славную и молоденькую женушку, амурничать с какой-то пани Карлич, что же это… Прости, Господи…
Долго она так разглагольствовала, и Винцуня, казалось, не имела сил ответить. Боль, удивление, обида, гнев попеременно окрашивали ее лицо то бледностью, то румянцем, а гостья не унималась. Из длинного ее монолога Винцуня узнала все сплетни, какие ходили о ней и муже. Их было много, но две из них составляли суть остальных, которые в разных вариантах повторяли одну и ту же тему: Александр Снопинский вертопрах и мот, он транжирит свое состояние и скоро совсем пустит его по ветру.