Винцуня растерянно и удивленно проводила его взглядом. Дверь за ним закрылась, а женщина долго еще стояла неподвижно посреди комнаты. «Что с ним?» — подумала она.
Постепенно удивление на ее лице сменилось догадкой и вместе с тем — тревогой и неприязнью. Опустив взгляд и сжав руки, она пробормотала:
— Боже! Он пьян! — и добавила горестно: — Так опуститься! Так опуститься! Ах!
Тяжелый вздох вырвался у нее из груди. Она подняла блуждающий взор, посмотрела в окно: рассветало. Но Винцуне показалось, что день предстоит серый и пасмурный, а солнце, что восходит над розовой каймой горизонта, обезображено багровыми пятнами так же, как красивое лицо мужа.
Несколько месяцев спустя в погожий летний день Винцуня сидела в саду; недалеко от нее расположился и Александр. Он был еще более мрачен и озабочен, чем обычно. Оба молчали. Давно уже им не о чем было разговаривать друг с другом. Александр первый нарушил тягостное молчание.
— Милая Винцуня, пора наконец покончить с затворничеством, на которое ты себя обрекла. Тебе надо бывать в свете.
Не отрывая глаз от шитья на коленях, Винцуня ласково спросила:
— Где бы ты хотел, чтобы я бывала, Олесь?
— Всюду, — порывисто ответил Александр. — Ты превратила дом в настоящий монастырь, это невозможно выдержать. Ты не умеешь вести мой дом так, как надлежит в нашем обществе. Ты заперлась в четырех стенах, как монахиня, и стала серьезной, как столетняя матрона.
Винцуня побледнела и долго ничего не отвечала.
— Олесь, — промолвила она наконец. — Ты знаешь, что я занимаюсь хозяйством и ребенком; кроме того, последнее время я чувствую себя неважно и бывать в обществе для меня было бы утомительно.
Александр нахмурил брови, лицо его выразило злость и недовольство, но он сдержался и, оставив слова жены без внимания, продолжал:
— Вот, к примеру, графиня X. уже целый год живет в своем родовом имении, от Неменки до него рукой подать, неужто тебе трудно нанести ей визит и завязать приятное знакомство? Если бы графиня стала ездить к нам, это придало бы нам престижу в глазах общества и приравняло к самым богатым фамилиям в округе.
Печальная усмешка скользнула по лицу жены: она еще ниже нагнула голову, чтобы не показать, как ей горько все это слышать, и ответила:
— Мне кажется, Олесь, в нашем теперешнем положении нельзя заводить знакомства, связанные с большими расходами. Ты же сам говорил, что мы должны равняться на тех, с кем водим знакомство. Что до близости с графиней, то эта честь…
Она не договорила. Александр весь вспыхнул и вскочил на ноги.
— Да! — запальчиво прокричал он. — Жениться на тебе было ошибкой, теперь я это понимаю! Мы с тобой не пара! Ты родилась и выросла среди шляхты, ты осталась провинциалкой, не знаешь света, не умеешь вести себя в обществе, вот почему ты не хочешь нигде бывать. И зачем я тебе предлагаю ехать к графине? Это моя глупейшая оплошность, потом мне же придется краснеть за тебя… ведь ты даже не умеешь говорить по-французски. Я, конечно, знал, что женюсь на простой шляхтянке, но надеялся тебя перевоспитать… Я бы мог жениться на светской женщине, в десять раз богаче тебя…
Он запнулся, увидев, что Винцуня вспыхнула, а обычно кроткий ее взгляд сверкнул гневом. Шитье упало у нее с колен, она встала и гордо выпрямилась.
— Вот как! — произнесла она, задыхаясь от волнения. — Вот до чего ты договорился! Ах!
И, не в силах больше произнести ни слова, смертельно бледная, она прислонилась спиной к стволу дерева.
Побледневшее лицо жены, ее гневный взгляд испугали Александра, он ринулся к ней. Мутная вода зашумела; он уже жалел, что оскорбил жену, пытался взять ее за руку, просить прощения, но Винцуня медленно отстранилась и, глядя ему в глаза уже спокойно, без всякого гнева, с бесконечной грустью сказала:
— Александр, я давно замечаю, что ты меня не любишь. Да и раньше любил ли — сомневаюсь… Сейчас ты произнес слова, которые глубоко ранят женское сердце… Я было рассердилась, ты задел мою гордость, но я больше не сержусь… Мне просто очень, очень грустно! Разве возможно счастье без любви? А наша любовь — где она? Но есть одно связующее нас звено… наш ребенок, ради него я тебе все прощаю… Ради него я все вытерплю, что бы меня ни ожидало… Никогда ты от меня не услышишь упрека.
Она медленно повернулась и пошла в рощицу, откуда доносились радостный смех и лепет маленькой Андзи.
Трехлетняя дочь бросилась к матери, держась одной рукой за подол няниного платья, а другой сжимая букет ландышей. Винцуня присела на корточки и губами, еще дрожащими от волнения, поцеловала девочку в русую головку.