В комнате звякнули ключи, и молодой человек увидел стоявшую за его спиной мать. Он обернулся и нежно поцеловал ей руку.
— Хорошо, что вы пришли, мама, — сказал он. — Я хочу с вами поговорить.
— А что случилось, Олесик? — спросила Снопинская, усаживаясь напротив него.
— Жениться думаю, — ответил сын кратко и вразумительно.
Снопинская даже руками всплеснула, то ли от испуга, то ли от радости.
— На ком же, дитя мое?
— На Винцуне Неменской.
— Так ведь она уже помолвлена, Олесик!
— В том-то, маменька, и загвоздка. Нравиться я ей нравлюсь, в этом нет сомнений, я ее натурально, тоже люблю, иначе к чему бы и жениться. Но она помолвлена, и ее терзают угрызения совести, стало быть, надо так сделать, чтобы она о них забыла. Ей-Богу, ну скажите сами, справедливо ли, чтобы такое прелестное создание приносило себя в жертву этому шляхтишке Топольскому?
Снопинская задумалась.
— Что верно, то верно, Олесик, — сказала она, помолчав, — ты ей больше подходишь, чем Топольский. Я вот смотрела на вас в прошлое воскресенье, когда вы шли из костела через кладбище, и как раз подумала: что за славная парочка! И не я одна, другие тоже так говорили.
Александр с довольным видом подкрутил усы; Снопинская продолжала:
— К тому же это недурная партия, у панны Неменской свой фольварк и, говорят, благоустроенный. Правда, есть там и теткина часть, но отец откупил бы ее для тебя и, наверное, ничего не имел бы против этого брака. Но как сделать, чтобы она отказала Топольскому?
— Об этом, маменька, я и хотел с вами поговорить. Мы должны дать бал.
— Бал? — воскликнула Снопинская, складывая руки. — Иисусе, Мария! Зачем?
— Мы должны дать бал, — веско повторил Александр, — и бал настоящий. Это произведет на нее нужное впечатление. Я шепну ей, что бал устраивается в ее честь, блеск ослепит ее, шум оглушит, — танцы, возбужденье, головокруженье, знаете, как это у барышень, — а я тем временем объяснюсь и ручаюсь вам, маменька, что она уедет отсюда, влюбившись по уши, и, когда я на следующий день приеду в Неменку, примет мое предложение, а Топольскому откажет.
— И чего только эта головушка не придумает! — сказала Снопинская, с восхищением глядя на сына. — Может, ты и прав… да только как быть? Я отродясь балов не давала, а сказать по правде, и не бывала на них, и понятия не имею, что там да как на этих балах.
— Об этом, маменька, не беспокойтесь, я все беру на себя. Найму поваров и лакеев, из тех, что оставлены в графском особняке на случай приезда графини, займусь и освещением, и приемом гостей, — я-то, слава Богу, не на одном балу побывал, у пани Карлич и у других, знаю, как это делается.
Снопинская задумчиво позвякивала ключами.
— Ох, сынок, — промолвила она, помолчав, — ведь это же будет страшно дорого стоить.
— Неужто деньги вам дороже моего счастья? — жалобно спросил Александр, ласкаясь к матери.
— Сам знаешь, Олесик, что ради твоего счастья я хоть в огонь кинуться готова, только видишь ли… отец…
— Отец! — подхватил Александр. — Да, с ним дело будет потрудней. Но если мы, маменька, возьмемся за него вдвоем, все обойдется. Я знаю, отец хочет, чтобы я женился, вот я ему и скажу, или на Винцуне, или ни на ком и никогда, и даже, представьте себе, не совру, я об этой девушке день и ночь думаю, вижу ее во сне и наяву. Наконец — и это тоже примите во внимание, — я возьму за ней недурное приданое.
— Недурное, недурное, — подтвердила мать. — Говорят, Топольский так толково наладил хозяйство, что Неменка дает столько же дохода, сколько наш Адамполь, хоть она и в пять раз меньше его.
— Вот видите, маменька! А когда Неменка будет моя, я так все налажу, что куда там Топольскому, я ведь, женившись, и за хозяйство возьмусь, да не на шутку.
— Ладно, ладно, Олесик. Я сегодня же поговорю обо всем с отцом. А когда этот бал-то надо устроить?
— Лучше всего в день святой Анны, ваши именины, маменька, будут отличным поводом для празднества. Но перед этим, маменька, вам нужно съездить к соседям с визитами: сперва в Неменку, потом к пани Карлич, потом…
— Я — с визитами! — воскликнула испуганная Снопинская. — Побойся Бога, это еще зачем?