Выбрать главу

— Чего тебе, несносная женщина? — спросил он нетерпеливо.

— Извините, сударь, — сказала еврейка, — но ваша жена ждет внизу, и кони стоят на морозе.

Наступила минутная тишина. Александр схватился за голову.

— Бог ты мой! — воскликнул он. — Совсем забыл!

Он поставил бокал на бильярдный стол и сказал приятелям:

— Ну, будьте здоровы! Мне надо ехать!

— Как! Ты нас покидаешь? — раздалось сразу несколько голосов.

— Так скоро? Ни за что тебя не отпустим!

И несколько рук ухватили его за плечи.

— Побойтесь Бога!.. Жена! — смущенно оправдывался Александр.

Грянул гомерический хохот. Франек, все еще стоявший на столе, насмешливо покачал головой и басом пропел:

Что, волчище, хвост поджал? Упился? Нет, дружище, тут почище — Оженился!

Новый взрыв смеха раздался в ответ. Снопинского держали за руки, за полы сюртука.

— Не отпустим! Не отпустим! — кричали со всех сторон.

— Видит Бог, я бы рад остаться, но куда мне деть жену? — продолжал оправдываться Александр.

— А может, заночуете у нас в трактире? — предложила еврейка.

— Побойся Бога, женщина! Оставаться на ночлег в двух шагах от дома?

— Послушай, что я скажу! — возвестил Франек, спрыгивая со стола. — Дам тебе дельный совет: жену отправь домой, а сам оставайся!

— Молодец Франек! Умница Франек! Вот это рассудил! — закричали все.

— А что? Может, так я и сделаю, — произнес, поразмыслив, Александр.

— Только так! Только так, Снопинский! — кричали все. — Ничего с твоей женой не случится, если она одна уедет домой. Лошади у тебя смирные, кучер отменный! Да и недалеко!..

— Попытаюсь, — сказал Александр и выбежал из залы, сопровождаемый хохотом и звуками разудалой песни:

Что, волчище, хвост поджал? Упился? Нет, дружище, тут почище — Оженился!

— Не поджал! Вот увидите, что не поджал! — крикнул он приятелям с лестницы и быстро вошел в нижнюю комнату.

Он был так возбужден и озабочен, что не заметил Топольского, стоявшего в стороне, у окна; подбежал к жене, схватил ее за руку и торопливо стал объяснять:

— Извини, душечка, я тебя заставил ждать, никак не мог прийти раньше. И ты знаешь, поезжай без меня, а то у меня здесь…

— Но я боюсь ехать одна в такую ночь, — мягко возразила Винцента, с удивлением глядя на мужа.

— Чего же бояться, моя милая? Павелек отлично правит.

— Он не совсем трезв… — напомнила жена.

— Фантазия! — буркнул Александр, и тут его взгляд упал на Топольского.

— Вы здесь… Как поживаете, пан Топольский? — произнес он слегка растерянно. Внезапно глаза его блеснули и он оживленно воскликнул: — Какая удача! Ведь вам в одну сторону! Вы не откажетесь проводить мою жену до Неменки? У меня тут, видите ли, столько дел…

Болеслав выступил из тени.

— Если позволите, сударыня, я с большой радостью вас провожу, — обратился он учтиво к Винценте.

Винцента поднялась, решимость и обида сверкнули в ее глазах.

— Благодарю вас, — сказала она, — если муж не может меня проводить, я поеду одна. В самом деле, ничего со мной не случится. — И пошла надевать шубу.

— Извините, но о том, чтобы вы поехали одна, ночью, в метель, да еще с пьяным кучером, не может быть и речи, — возразил Болеслав. — Нас тут двое мужчин, и коль скоро один не может, другой обязан оградить вас от возможной опасности.

Слово «обязан» он произнес с ударением и при этом выразительно посмотрел на Александра. Снопинский отвел взгляд и, казалось, немного смешался, но тут же к нему вновь вернулись привычная смелость и присутствие духа.

— Вы неоценимый человек, пан Топольский. Я вам весьма признателен за услугу, которую вы оказываете нам обоим, — сказал он, протягивая Болеславу руку.

Но Топольский, подававший Винцуне шубу, сделал вид, что не замечает, и оставил этот жест без ответа.

Вскоре все трое вышли во двор; за ними, накинув на голову платок, двинулась хозяйка, освещая фонарем путь.

— Прикажите своему кучеру сесть в мои сани, — тихо сказал Болеслав Снопинскому. — Я сам повезу вашу жену.

Александр распорядился, поцеловал руку жене и поспешно вернулся в корчму; вслед за ним, ежась от холода, удалилась трактирщица. Александр одним духом взлетел наверх, когда он подошел к двери в залу, до него донеслись смех и пение подгулявших приятелей, а с другой стороны, вместе с воем ветра, — удаляющийся звон колокольчика. Александр приостановился, что-то похожее на раскаяние выразилось на его живой физиономии; тут же это выражение сменилось улыбкой, и, весел напевая, он вошел в залу.