Выбрать главу

А онъ отдался ей весь, безъ раздѣленія, какъ любовникъ, какъ братъ, какъ сынъ, съ покорностію и съ тѣмъ чувствомъ счастія, какое возможно въ семнадцать лѣтъ. Онъ самъ не сознавалъ, какая прелесть была въ его чувствѣ, какъ сильно онъ овладѣлъ сердцемъ Софьи Николаевны. Въ первые дни она жила однимъ желаніемъ, чтобы Борисъ забылъ всю горечь своей борьбы и былъ безконечно счастливъ.

Тонъ ихъ измѣнился. Полное равенство чувствовалось между ними. Она не давала ему совѣтовъ, ни однимъ словомъ не выказывала своего превосходства въ чемъ-либо, какъ-то сократилась; но стала еще свѣтлѣе, еще примирительнѣе въ своихъ взглядахъ. Она гнала всякую темную мысль, малѣйшій упрекъ, малѣйшій вопросъ, который бы могъ нарушить ихъ тихій миръ. И Борисъ такъ привыкъ къ этому, что, дѣйствительно, ничто тревожное не поднималось на его душѣ. Онъ былъ съ ней свободенъ, какъ птица; ласки его были не сдержаны, смѣхъ, разговоръ, все въ немъ преобразилось. Онъ сталъ мужчиной, а думалъ, что онъ по-прежнему юноша — преклоняющійся, рабскій, благоговѣющій предъ своей теткой.

Положеніе ихъ въ домѣ, около Маши, среди людей, какъ-то не тяготило ихъ. Въ первое время, имъ ни разу и въ голову не пришло скрываться. Стѣснило Бориса то, что онъ говорить Софьѣ Николаевнѣ вы; онъ началъ вслухъ говорить ей ты и совсѣмъ пересталъ звать ее тетя. Маша послѣдовала его примѣру, и это сравнилось, никому ни бросилось въ глаза. Въ теченіе дня, онъ подойдетъ, приласкаетъ Софью Николаевну, она его, и оба при этомъ и не думаютъ, что они злоупотребляютъ своей родственной связью, играютъ комедію… Слишкомъ много было въ нихъ молодости и жажды счастія, чтобы любовь съ перваго же дня принесла съ собою угрызенія совѣсти, тревогу, постоянную маскировку… Они были какъ дѣти, и въ сущности никого не обманывали — ни себя, ни другихъ.

Жизнь пошла тѣмъ же ровнымъ путемъ, съ тою разницею, что Борису еще невыносимѣе стало высиживать шесть часовъ въ гимназіи. Онъ думалъ даже выйти до окончанія курса; но Софья Николаевна упросила его не дѣлать этого. Горшковъ и Абласовъ ходили давать уроки; Маша, по-прежнему, занимала всѣхъ; ихъ собственно она не стѣсняла. Замѣчали-ли товарищи Бориса что-нибудь, трудно было сказать; да и врядъ-ли. Конечно, свѣжему человѣку не трудно было увидать, какой огонь зажигался, когда встрѣчались ихъ взгляды; но молодость невнимательна и не любитъ подозрѣвалъ… Одно замѣтили Горшковъ и Абласовъ, что Борисъ сталъ необыкновенно ровенъ, мягокъ, веселъ; но они могли приписать это вліянію Софьи Николаевны вообще, не давая никакого другаго смысла.

Ѳедоръ Петровичъ, когда пріѣзжалъ, заставалъ всегда семейную картину, всѣхъ въ диванной, за чаемъ или съ книжкой… Врядъ-ли и ему что западало на умъ. Только Мироновна какъ-то странно посматривала на парочку, когда эта парочка ходила по залѣ, послѣ обѣда, въ сумеркахъ.

Съ той минуты, какъ Софья Николаевна отдалась Борису, она перестала быть для него прежней тетей; но не потому, что онъ взглянулъ на нее, какъ побѣдитель, а потому, что она преобразилась въ страстную, молодую, наивную женщину, такую же молодую, какъ онъ. Она переживала съ нимъ одну и туже эпоху жизни; инаго и быть не могло. Но тутъ только Борисъ почувствовалъ, какъ холодно, неполно, тревожно было все то, что онъ испытывалъ прежде; только теперь, съ мыслью о Софьѣ Николаевнѣ, соединялось для него какое-то неизмѣримое и никогда не умирающее счастье… Называя ее «дорогая моя, радость моя», онъ зналъ, какъ она ему дорога и какою радостью зачинается каждый день, который для всѣхъ вокругъ него проходилъ такъ дюжинно, такъ кисло и безцвѣтно.

А она тѣшилась имъ, забыла всѣхъ, дышала на него, какъ на свое безцѣнное дитя, призванное къ наслажденію и свѣтлой будущности…

XXXVI.

Насталъ великій постъ. Уныло загудѣли колокола. Ранняя оттепель загрязнила улицы. Дни стояли пасмурные, скучные. Все пряталось по домамъ, притихла и безъ того нешумная жизнь губернскаго города.

У Телепневыхъ изстари велось говѣть на Страстной недѣлѣ. Борисъ не замѣтилъ, какъ пронеслись шесть недѣль поста. Ему было такъ легко, такъ полна была тайной прелести его юношеская жизнь, что въ иныя минуты онъ рѣшительно забывалъ, какъ живутъ остальные люди вокругъ него, въ домахъ и на улицахъ, — движется ли время къ Свѣтлому празднику или идетъ назадъ, къ осени, кончаютъ его товарищи курсъ, или только переходятъ въ слѣдующій классъ.

Въ пятницу, на шестой недѣлѣ, Мироновна, встрѣтившись съ Борисомъ наверчу, сказала ему внушительно: