— Вотъ вамъ я яичко; а вы-то мнѣ что дадите? — спрашивала она своего учителя, держа его за пуговицу мундира.
— Простите, Машенька, ничего не дамъ… — проговорилъ онъ своимъ спокойнымъ голосомъ, и немного по-краснѣлъ.
Онъ поцѣловалъ Бориса. Софья Николаевна протянула ему руку. Они не начинали говорить. Имъ даже неловко было отъ всеобщей болтовни. Борисъ предложилъ перемѣнить мѣсто, стать поближе къ холодной церкви, чтобы слушать службу.
На лѣвомъ придѣлѣ былъ еще большой шумъ. Уставлялись пасхи и куличи. Одинъ изъ дьячковъ распоряжался и смирялъ возникающіе споры между служителями обоего пола, которые все прибывали, неся блюда, завязанныя въ бѣлыхъ и цвѣтныхъ салфеткахъ.
— Какъ хорошо! — вскричала Маша, проходя мимо насохъ, съ зажженными свѣчками.
Борисъ и Софья Николаевна взглянули на эту картину и промолчали.
— Какая суета, — проговорилъ съ полуулыбкой Абласовъ.
Софья Николаевна вскинула на него глазами. Онъ немножко потупился и, пропустивши ее впередъ, сталъ за колонну.
XL.
Борисъ прислушивался къ службѣ. Началось чтеніе евангелія. Сначала гудѣлъ густой, но надорванный голосъ дьякона. Каждое слово обрывалось и слетало точно съ высоты Потомъ раздавался нѣсколько дребезжащій, но пріятный тенористый голосъ отца Павла. Онъ читалъ порусски. Младшій священникъ повторялъ жиденькимъ фальцетомъ по-латыни и кто-то еще хрипло и нетвердо выговаривалъ по-гречески.
И вспомнились Борису разсказы Мироновны, какъ въ соборѣ евангеліе читаютъ на двѣнадцати языкахъ. Онъ вотъ и въ эту минуту не зналъ доподлинно, правда это или нѣтъ, хоть и былъ уже большой, и могъ бы, еслибъ захотѣлъ, попасть и въ соборъ на Свѣтлую заутреню.
Передъ Борисомъ стояли Софья Николаевна и Маша, и тихо молились. Онъ взглянулъ на нихъ, на свои живыя привязанности, и невольно опустился на колѣна.
Обѣдня отошла. Церковь начинала пустѣть. Телепневы двинулись къ двери. Абласовъ шелъ отъ нихъ поодаль.
— «Хрнстосъ воскреее», Боря! — крикнулъ вдругъ кто-то позади Бориса.
Онъ обернулся. Передъ нимъ стоялъ Горшковъ сіяющій, припомаженный, въ пестромъ галстухѣ и коричневой визиткѣ. Горшковъ расцѣловалъ его громко; а потомъ полѣзъ къ Абласову. Съ шумомъ раскланялся онъ съ Софьей Николаевной и Машей, и по-очереди перецѣловалъ у нихъ руки.
— Ты какъ здѣсь? — почти въ одинъ голосъ спросили Борисъ и Абласовъ.
— Мамочка притащила, — громко отвѣчалъ Горшковъ, тряхнувъ при этомъ своимъ вихромъ.
— А ваша maman здѣсь? — спросила Софья Николаевна, пододвинувшись къ нимъ.
Маша услыхала ея вопросъ.
— Гдѣ ваша мамаша, Валерьянъ Михайлычъ, покажите мнѣ, пожалуйста, — проговорила она, беря Горшкова за руку.
Въ эту минуту, мать его, Анна Ивановна, подошла къ группѣ. Она была также въ бѣломъ батистовомъ платьѣ, бѣлой шали съ турецкими цвѣтами по каймамъ и въ большомъ, нѣсколько старомодномъ, воротничкѣ, обшитомъ мелкимъ кружевцомъ. Анна Ивановна кротко улыбалась. Лицо ея точно помолодѣло; глаза были такіе свѣтлые; бѣлокурые волосы, гладко лежавшіе на вискахъ, придавали ей необыкновенно опрятный видъ.
— Здравствуйте, Борисъ Николаичъ, — плавно проговорила она, слегка наклоняясь впередъ: — со мной можно и похристосоваться.
Они облобызались. Послѣ того, Анна Ивановна взглянула мелькомъ на Софью Николаевну и Машу. Борисъ, обратившись къ нимъ, также весело сказалъ:
— Тетенька, — Анна Ивановна Горшкова.
Софья Николаевна дружески протянула ей руку.
— Какъ я рада съ вами встрѣтиться, Анна Ивановна, — проговорила она: — мы такъ любимъ вашего сына, право, какъ роднаго.
Горшковъ подскочилъ къ нимъ.
— Богъ, Софья Николаевна, моя мамочка. Я объ ней вамъ говорилъ. Имѣетъ слабость меня баловать… А васъ всѣхъ она прекрасно знаетъ, что вы меня не меньше ея балуете.
Анна Ивановна взглянула такъ на своего Валерьяшу, что во взглядѣ ея можно было прочесть: «полно ты тараторить, егоза».
— Благодарю васъ, — отвѣтила она Софьѣ Николаевнѣ съ ясной улыбкой… — Я такъ рада, когда, вотъ, мой-то болтунъ бываетъ у васъ…
— А какъ это вы къ намъ въ приходъ попали, Анна Ивановна? — спросилъ Борисъ.
— По старой памяти, Борисъ Николаичъ, по старой памяти. Прежде мы здѣсь, у Николы, жили… еще при Михаилѣ Семёнычѣ, вся моя молодость прошла въ этой церкви. Ботъ, я вчера и говорю Валерьяшѣ: «отстоимъ мы свѣтлую заутреню у Николая Чудотворца». Здѣсь и говѣть изволили? — обратилась она къ Софье Николаевнѣ.
— Какъ же… Здѣсь прекрасный священникъ.
— Отецъ Павелъ… старенекъ сталъ; вотъ вѣдь ихъ обоихъ крестилъ, — она указала головой на Бориса и Горшкова, — да и васъ также, — обратилась она къ Машѣ, которая, немножко въ сторонѣ, любопытно высматривала ее… — Я сейчасъ бы узнала, Борисъ Николаичъ, что это ваша сестрица… что за красавица, — проговорила она вполголоса. — «Христосъ воскресе!» — сказала она съ улыбкою Машѣ, и та радостно бросилась цѣловать ее.