Вечеромъ въ Липкахъ, Борисъ передалъ всѣ свои ощущенія Софьѣ Николаевнѣ, и на этотъ разъ уже она начала его успокаивать. За то, что онъ явился, она его не бранила. Главные предметы были сданы и съ отличными отмѣтками; оставались только пустяки, невинные французскій и нѣмецкій языки…
Изъ нѣмецкаго директоръ всегда экзаменовалъ и даже заявлялъ нѣкоторую претензію на знаніе грамматическаго разбора. Егоръ Пантелѣичъ велъ себя слѣдующимъ образомъ: Съ незапамятныхъ временъ выучилъ онъ нѣсколько изреченій въ переводѣ на нѣмецкій языкъ, и задавалъ ихъ каждый разъ. Ему можно было плести чепуху, какую угодно; онъ ничего не понималъ и ни однимъ звукомъ не выражалъ своего мнѣнія; но не ставилъ порядочной отмѣтки до тѣхъ поръ, пока экзаменующійся не переведетъ ему одного изъ изреченій.
На этотъ разъ достался ему лупоглазый Скворцовъ, крайне слабый въ нѣмецкомъ языкѣ.
— Ну, —изрекъ Егоръ Пантелѣичъ — переведите мнѣ слѣдующую фразу: «не все то золото, что блеститъ».
— Словъ не знаю, — промычалъ Скворцовъ.
— Я тамъ скажу слова: не — нихтъ, все — алесъ, золото — гольдъ, — что — дасъ, то — васъ, блеститъ— блицтъ; какъ же будетъ вся фраза?
И тщетно дожидался Егоръ Пантелѣичъ, Скворцовъ никакимъ образомъ не могъ вообразить какъ выйдетъ все изреченіе на нѣмецкомъ языкѣ.
На французскій экзаменъ директоръ обыкновенно не являлся, онъ поручалъ свое предсѣдательское мѣсто Егору Пантелѣичу, который по-французски, какъ говорится, ни уха, ни рыла не смыслилъ. — Онъ сидѣлъ величественно на креслѣ и вызывалъ учениковъ. Тѣмъ и ограничивалась его роль. Учитель, плотно стриженный, съ просѣдью, французъ, вертѣлся на своемъ стулѣ и громко поправлялъ ошибки переводившихъ ему изъ большой христоматіи Ноэля. Сочиненія, какія полагается, по закону, писать на экзаменѣ, были заранѣе приготовлены и лежали у каждаго на столѣ.
Когда Борисъ, отвѣтивъ, шелъ на мѣсто, французъ сказалъ ему:
— Transcrivez votre tème,
Егоръ Пантелѣичъ понялъ фразу и внушительно проговорилъ.
— Ну-съ, на заданную вамъ сейчасъ тему извольте писать сочиненіе.
Мечковскій, услыхавъ это, прыснулъ, а Борисъ улыбнувшись сталъ переписывать свое сочиненіе «о причинахъ крестовыхъ походовъ».
Свободно вздохнули семиклассники, когда всѣ предметы были сданы. Изъ двадцати пяти человѣкъ никто не остался: человѣкъ десять получили право поступить въ университетъ, безъ экзамена. Оставалось только выправить аттестаты.
Борисъ съ радостнымъ чувствомъ отправлялся въ Липки, зная, что никто больше не заставитъ его думать о гимназіи и учебныхъ книгахъ. Онъ могъ утѣшить Софью Николаевну и тѣмъ, что получить прекрасный аттестатъ и медаль. Горшковъ и Абласовъ ѣхали съ нимъ отпраздновать окончаніе курса. На другой день Абласовъ собирался въ свой уѣздный городокъ, а Горшковъ думалъ провести лѣто у Теляниныхъ.
L.
Шумно влетѣли наши юноши въ залу липкинскаго дома. Большою радостію для Софьи Николаевны было все, что она услыхала отъ Бориса и его товарищей о результатѣ экзаменовъ. Маша прыгала и обнимала своего Борю, а потомъ подбѣжала къ Мироновнѣ и начала ей въ подробности разсказывать, изъ какихъ наукъ Боря экзаменовался и какую медаль ему за это дадутъ.
День провели на воздухѣ. Гостямъ показывали домъ и сады; ѣздили въ линейкѣ, ходили въ лѣсъ, очень много ѣли, а вечеромъ предались музыкѣ. Софья Николаевна пѣла безъ устали; Горшковъ импровизировалъ. Онъ былъ въ такомъ ударѣ, что клавиши звучали, какъ очарованные подъ его пальцами… Абласовъ тоже расходился. За ужиномъ онъ вступилъ въ большой разговоръ съ Софьей Николаевной. Они всегда спорили. Абласовъ не раздѣлялъ ея свѣтлаго, идеальнаго взгляда на жизнь. Въ немъ чувствовался ранній реализмъ.
— Неужели мы кончили нашу школу жизни? — спрашивала Софья Николаевна. — Я говорю нашу, потому что и я считаю себя гимназистомъ.
— Да-съ, кончили, — отвѣтилъ Абласовъ со вздохомъ. — Оно хорошо, а очень радоваться нечему… впереди много всякихъ терній… да вѣдь и въ университетѣ, какъ послушаешь, такое же почти школьничество… А нашему брату придется выбирать хлѣбную дорогу.
— Что вы это какъ разсуждаете, Абласовъ, — сказала Софья Николаевна.
— Да какже-съ… я по медицинскому пойду, призванія нѣтъ, а пойду… да и какъ можно теперь сказать: вотъ, молъ, какое у меня призваніе… Бѣдному человѣку о такихъ тонкостяхъ и думать нечего.