— Что, что такое? — заговорили гимназисты.
Телепневъ очень весело взглянулъ на Скворцова.
— Тутъ Скворцова не нужно самого замѣшивать, господа, — проговорилъ онъ. — Обижонъ онъ одинъ — это правда, но заступиться нужно намъ всѣмъ. Какъ придетъ Коряковъ, кто-нибудь изъ насъ переговоритъ съ нимъ.
— Да, да! — закричало нѣсколько голосовъ, — пусть извинится.
— А кто будетъ говорить? — пропищалъ маленькій Мечковскій. — Прильпне языкъ къ гортани, ха, ха!
— Кто жь, въ-самомъ-дѣлѣ, подойдетъ? — спросилъ черноволосый, плечистый гимназистъ.
— Да вотъ, Телепневъ, — сказалъ Абласовъ.
— Хорошо, — послышалось ото всѣхъ: — Телепневъ…
— А если Коряковъ заартачится? — вскричалъ Горшковъ.
— Тогда нужно къ директору, господа, — сказалъ Телепневъ. — Нужно же, въ самомъ дѣлѣ, показать ему, что у насъ дѣлается.
— Ему некогда, — вставилъ Мечковскій, — онъ бутыли съ наливкой на солнцѣ сушитъ, опытъ переливанія производитъ.
— Только, чуръ, дружно, господа! — началъ опять Горшковъ…
— Что это за сборище? На мѣста!
Всѣ обернулись. Посреди класса стоялъ инспекторъ, загнувъ большой палецъ.
— Собраніе! вѣче! Объ чемъ это? Что затѣваете? — прокричалъ онъ, махая фуляровымъ платкомъ. — И Телепневъ ужъ тутъ — ораторомъ, и Горшковъ — артистъ… виртуозъ. По мѣстамъ! Дебоширы!
Нѣкоторые изъ смѣльчаковъ фыркнули.
Инспекторъ хотѣлъ чѣмъ-то разразиться, но въ эту минуту Куртинъ произвелъ сильнѣйшій звонъ. Онъ удовольствовался гнѣвнымъ взглядомъ и прошелъ въ шестой классъ.
Когда звонокъ пересталъ, всѣ помаленьку разсѣлись по мѣстамъ.
— Такъ сейчасъ же говорить! — закричалъ еще разъ Горшковъ.
— Сейчасъ, сейчасъ! — отвѣчали всѣ.
Дверь изъ корридора отворилась.
— Читайте молитву, — сказалъ вошедшій учитель, на онъ, и прямо взлѣзъ на каѳедру.
Учителю казалось лѣтъ двадцать пять. Онъ точно проглотилъ аршинъ; ноги переставлялъ какъ полки; головы не поворачивалъ и рукъ не поднималъ. Голова его помѣщалась между двумя высокими и туго накрахмаленными воротничками. Бѣлые волосы, зачесанные назадъ, веснушки и бурыя пятна по всему лицу и желтые тупые глаза — не давали ничего представительнаго физіономіи преподавателя.
— Читайте молитву, — проговорилъ онъ еще разъ.
Всѣ обратились къ углу, гдѣ висѣлъ образъ.
Маленькій Мечковскій выскочилъ на средину класса и своимъ дѣтскимъ голосомъ отзвонилъ молитву. Только и можно было разобрать первыя два слова: «Преблаги Господи», и послѣднія: «и обществу всему на пользу». На словѣ польза Мечковскій поднялся тономъ выше и, юркнувъ подъ столъ, сѣлъ на мѣсто.
Всѣ переглядывались и смотрѣли на первую парту. Горшковъ то и дѣло поворачивался. Телепневъ и Абласовъ сидѣли очень спокойно. Скворцовъ продолжалъ трусить.
— Подайте книгу! — произнесъ Коряковъ, не обращаясь ни къ кому въ особенности.
Никто не двигался съ мѣста.
— Подайте книгу! — тѣмъ же голосомъ повторилъ Коряковъ, и однимъ глазомъ посмотрѣлъ на учениковъ.
Телепневъ всталъ и подошелъ къ каѳедрѣ. Учитель поднялъ голову и удивленно посмотрѣлъ на него. Въ классѣ точно струя какая пробѣжала по всѣмъ лавкамъ. Мечковскій уткнулъ носъ въ книгу. Скворцовъ покраснѣлъ и потупился.
— Харлампій Иванычъ, — началъ Телепневъ, положивъ одну руку на верхъ каѳедры, — вы вчера позволили себѣ такъ обойтись съ Скворцовымъ, что мы предлагаемъ вамъ извиниться предъ нимъ.
— Чего-съ? — спросилъ Коряковъ и покраснѣлъ. — Извиниться? Да вамъ какое до этого дѣло? Ступайте на мѣсто!
— Я не отъ себя лично говорю; всѣ мои товарищи этого желаютъ.
— Чего-съ? — повторилъ Коряковъ. — Какъ вы смѣете подходить ко мнѣ съ такими предложеніями? — Все это онъ произнесъ вятскимъ, грубымъ выговоромъ и безстрастнѣйшимъ тономъ.
— Такъ вамъ неугодно извиниться? — спросилъ Телепневъ и быстро взглянулъ на него.
Корякова покоробило.
— Вы его назвали дуракомъ, — проговорилъ онъ.
— Олухомъ, скотомъ, — раздалось съ разныхъ лавокъ.
Коряковъ поднялся, придерживаясь за столъ.
— Пошелъ на мѣсто! — отрѣзалъ онъ глухимъ голосомъ.
Борись отдернулъ руку отъ каѳедры и самъ покраснѣлъ.
— Господинъ Коряковъ, — заговорилъ онъ, и голосъ его дрожалъ: — ученикамъ 7-го класса не говорятъ ты. Если вы этого не знаете, вы можете спросить у директора… — Господа! — обратился онъ къ товарищамъ, — господинъ Коряковъ не хочетъ извиниться передъ Скворцовымъ.
— Не хочетъ, не хочетъ! — закричалъ весь классъ и повскакалъ съ мѣстъ.