Софья Николаевна поцѣловала ее въ голову и тоже всплакнула.
— Вотъ у меня теперь только одинъ Боря остался, — говорила Маша сквозь слезы.
— А я-то? — спросила Софья Николаевна.
— Да, и вы. Я васъ буду любить: вы дoбраа…
— Какая она прелесть! — сказала Софья Николаевна, обратившись лицомъ къ Борису.
— Да, вотъ она у меня какая! — отвѣтилъ Борисъ, нагнувшись также къ Машѣ.
— Пойдемъ, Маша, покажи мнѣ твою комнату, — сказала Софья Николаевна.
— Ахъ, тетенька, — началъ Борисъ: — я, вѣдь, васъ не спросилъ: какъ вы сюда пріѣхали, вещи ваши гдѣ?
— Я и забыла, вотъ мы съ вами какіе юные… да, впрочемъ, это успѣется. Только бѣдная моя Аннушка тамъ ждетъ.
— Гдѣ же, тетенька?
— Въ почтовой конторѣ. Я ее тамъ оставила съ вещами.
— Такъ я сейчасъ распоряжусь, пошлю человѣка съ дрожками.
— Благодарю, пошлите.
— Да вы, вѣдь, я думаю, ужасно устали; не хотите ли отдохнуть?
— Нѣтъ, ничего; я всю ночь въ каретѣ спала. Вотъ я пойду къ Машѣ на верхъ. Пойдемъ, Маша.
— Пойдемте, тетя, — сказала дѣвочка радостно и взяла ее за руку.
— Ваша комната также наверху, — проговорилъ Борисъ: — противъ Машиной.
— Какъ, Боря, это, вѣдь, твоя? — быстро перебила его Маша, бросая на него испуганный взглядъ.
— Да, дружокъ, была моя, но въ ней теперь будетъ жить тетенька.
— Ахъ, зачѣмъ, — сказала Софья Николаевна — зачѣмъ это? пожалуйста, для меня ненужно никакихъ перемѣщеній. Вотъ видите, какъ Маша испугалась. Она не хочетъ васъ отъ себя отпускать. Маша, тебѣ, вѣдь, хочется, чтобъ Боря жилъ подлѣ тебя?
— Да, — отвѣтила Маша: — онъ всегда тутъ жилъ.
— Ну, вотъ видите, — обратилась Софья Николаевна, — не грѣхъ ли будетъ ее огорчать?
— Вѣдь это на время, тетенька, — упрашивалъ Борисъ — вамъ здѣсь, внизу, рѣшительно негдѣ.
— Отчего же? — спросила Софья Николаевна: —такой большой домъ…
— А комнатъ нѣтъ, — добавилъ Борись. — Это пріемныя, или лучше, нежилыя, а таль — передняя и спальня, а за корридоромъ живетъ бабушка; въ папенькиной спальнѣ вамъ никакъ нельзя помѣститься: эта комната совсѣмъ отдѣльная и подлѣ прихожей.
— Такъ какъ же быть-то? — спросила Софья Николаевна.
— Да очень просто, тетенька: вы ужъ поселитесь въ моей комнатѣ. Ты, Маша, дружокъ, то подумай: тетенькѣ негдѣ будетъ жить, вотъ она и уѣдетъ отъ насъ опять, и больше ужъ не вернется.
— Ахъ, нѣтъ, не надо! — закричала Маша и бросилась обнимать Софью Николаевну. — Останьтесь, тетя, съ нами, живите на верху, Боря все равно будетъ со мной.
— Ну, и прекрасно, дружокъ, — сказалъ Борисъ, цѣлуя ее.
— Уладили! — добавила Софья Николаевна. — Ну, пойдемте, а мы все ни съ мѣста.
— Я сейчасъ къ вамъ, — сказалъ Борись — только прикажу на счетъ дрожекъ.
Онъ подбѣжалъ къ двери въ прихожую и крикнулъ: — Послать Ѳеофана въ крытыхъ дрожкахъ въ почтовую контору, привезти дѣвушку Софьи Николаевны съ вещами.
Борись догналъ тетку и Машу въ корридорѣ; онѣ входили въ билльярдную.
— Спальня заперта? — спросила Софья Николаевна.
— Нѣтъ, не заперта, — отвѣтилъ Борисъ.
— Войдемте, мнѣ хочется взглянуть.
— Тамъ папа умеръ, — вымолвила Маша со вздохомъ, указывая на дверь.
Маша, какъ вошла, бросилась къ кровати и заплакала.
Софья Николаевна остановилась посреди комнаты и оглянула ее кругомъ.
— Вотъ въ этомъ креслѣ онъ всегда сидѣлъ, — промолвилъ Борисъ, указывая на кресло.
Софья Николаевна подошла къ нему и долго смотрѣла.
— Жалко мнѣ васъ, — проговорила она — много тутъ было болѣзни и горя… и, обернувшись въ уголъ, она перекрестилась.
— Я хочу тутъ поселиться, — сказалъ Борисъ.
— Нѣтъ, дорогой мой, вамъ будетъ слишкомъ тяжело.
— Я ужъ привыкъ къ этой комнатѣ: тяжелѣе не будетъ того, какъ бывало.
— И долго онъ мучился предъ кончиной? — спросила Софья Николаевна.
— Нѣтъ; онъ съ утра себя хорошо чувствовалъ…
— Странно, — произнесла, помолчавъ, Софья Николаевна: — я точно жила въ этой комнатѣ, точно вижу предъ собой отца вашего тутъ, въ креслѣ… такъ врѣзалось въ памяти лицо его. Онъ и въ Москвѣ былъ плохъ… Посмотрите же на Машу: она все плачетъ, бѣдная…
Софья Николаевна подошла къ ней.
— Маша, ангелъ мой! Что ты все плачешь. Ты думаешь, папѣ дурно? Ему хорошо.
Маша отняла голову отъ подушки и посмотрѣла на тетку.
— Я знаю, что хорошо, — проговорила она: — да такъ, плакать хочется…
— Ахъ, голубушка… ну плачь, коли хочется. Уведемъ ее, — сказала Софья Николаевна тихо Борису — мнѣ на нее такъ больно смотрѣть. Ну. Маша, пойдемъ къ тебѣ наверхъ.