— Была, тетя, — отвѣтила Маша: — бабушкина Фицка.
— Какъ, какъ? — спросила Софья Николаевна.
— Фицка, — повторилъ Борисъ. — Такъ ее бабушка звала. Имя ея Фелицата. Она, дѣйствительно, была ключницей, но бабушка ѣдетъ сегодня и беретъ ее съ собой.
— Какъ, бабушка ѣдстъ сегодня? — быстро спросила Софья Николаевна и приподнялась.
За ней всталъ и Борисъ.
— Да, она распорядилась уже на счетъ лошадей. Я видѣлъ дорожную карету на дворѣ.
— Такъ скоро! — проговорила будто про-себя Софья Николаевна и немного затуманилась.
— Совсѣмъ уѣдетъ бабушка? — спросила Маша.
— Совсѣмъ, дружокъ, — отвѣтилъ Борисъ и взглянулъ на тетку, желая угадать, что она думаетъ.
— Такъ пойдемте съ ней прощаться, — заговорила. Маша. — Да, можетъ, это неправда, я вотъ пойду, узнаю.
И прежде, нежели Борисъ и Софья Николаевна сказали слово, Маша выбѣжала изъ комнаты.
— Неужели она ѣдетъ? — сказала, помолчавъ, Софья Николаевна.
— Развѣ это васъ удивляетъ, тетенька? — отвѣтилъ Борисъ, и еще разъ взглянулъ на нее.
— Нѣтъ… а странно какъ-то!
— Вотъ то же самое чувство было и у меня сегодня утромъ, когда Мироновна пришла сказать мнѣ объ этомъ.
— Да какъ же теперь, въ глухую осень, куда она поѣдетъ?
— Къ себѣ, въ деревню, — отвѣтилъ Борисъ. — Она беретъ съ собой и Амалію Христофоровну.
— А кто это Амалія Христофоровна?
— Гувернантка Маши, — очень грязное созданіе.
— Ну, стало-быть, нужно радоваться, что она беретъ ее, — замѣтила Софья Николаевна. — Давно она при Машѣ?
— Больше трехъ лѣтъ. Вотъ, тетенька, и объ этомъ намъ надо съ вами разсудить. Разумѣется, эта нѣмка никакой пользы Машѣ не приносила, она только раздражала ее. Но какъ вы думаете, нужно будетъ взять кого-нибудь къ ней?
Софья Николаевна помолчала.
— Погодите, добрый мой, — начала она: — теперь вы меня не торопите, а то я совсѣмъ запутаюсь. Я думаю, Машѣ пока не понадобится гувернантка. Что же я-то буду дѣлать?
Она сказала это съ такимъ добрымъ взглядомъ, что Борисъ не утерпѣлъ, взялъ ея руку и поцѣловалъ.
— Я только объ этомъ и мечталъ, тетенька, — проговорилъ онъ радостно. — Зачѣмъ намъ чужое лицо? зачѣмъ Машѣ лучшую наставницу?
— А вы знаете ли, Борисъ, что я была гувернанткой, настоящей гувернанткой?
— Нѣтъ, не знаю, тетенька. Когда же это было?
— До замужства моего. Это я вамъ все разскажу.
— Да, вы мнѣ обѣщали сказать многое…
— И не обману, — добавила улыбаясь Софья Николаевна.
Она была особенно-хороша въ эту минуту. На лицо ея падалъ свѣтъ изъ небольшаго окна, выходившаго на дворъ. День былъ ясный, солнечный и морозный. Свѣжестью и молодостью дышало все существо этой женщины.
Борисъ опять начиналъ чувствовать вчерашнее смущеніе и невольно опустилъ глаза.
«А отчего,» подумалъ онъ: «она со мной церемонится, говоритъ мнѣ вы?»
— Тетенька, — сказалъ онъ вслѣдъ затѣмъ: — я о чемъ у васъ попрошу.
— Просите, пожалуйста просите!
— Мнѣ неловко, что вы мнѣ не говорите ты, точно я вамъ посторонній.
Онъ краснѣлъ, говоря это.
Софья Николаевна тоже немножко смутилась.
— Вѣдь вонъ вы какой большой! мнѣ совѣстно будетъ немножко: вы ужъ и такъ меня произвели въ генералы какіе-то.
— Полноте, тетенька, — промолвилъ Борисъ: — и вамъ, и мнѣ легче будетъ.
— Легче-то, разумѣется, легче… Только вы какой быстрый, хотите за разъ сдѣлать. А, впрочемъ, я это все сама люблю: у васъ натура славная.
И она протянула ему руку.
— Только какъ же это будетъ? Вы видите: я вѣдь какая-же тетка вамъ? Я слишкомъ юна для этого; вы мнѣ станете говорить вы, а я вамъ — ты: это опять выйдетъ генеральство.
— Да вѣдь не могу же я вамъ говорить ты, тетенька? — сказалъ смущенный Борисъ.
— А что? неприлично?… Devant les gens, какъ обыкновенно выражаются при людяхъ.
Они оба разсмѣялись.
— Ну, такъ вы вотъ что сдѣлайте: мнѣ очень не нравится этотъ титулъ тетенька, тетушка также нехорошо.
— Да, тетушка еще хуже, — прибавилъ Борисъ.
— Зовите меня какъ Маша.
— Тетя? — сказалъ Борисъ вопросительно, и въ первый разъ посмотрѣлъ на нее во всѣ глаза, а Софья Николаевна, приблизивши свое лицо къ нему, улыбнулась в отвѣтила:
— Да, тетя… это вамъ не нравится?
— Ахъ, очень, очень! — вскричалъ Борисъ и пожалъ ея руку.
— Хорошо… теперь ты…
— Ты, тетенька, — перебилъ ее Борисъ.
— Да не тетенька же, а тетя.
И они опять расхохотались.
Вошла Аннушка съ чаемъ. Они обернулись и притихли.