Борисъ чувствовалъ, что ему легко теперь говорить о своихъ домашнихъ дѣлахъ; прежнее безпокойство прошло и замѣнилось другимъ душевнымъ состояніемъ, правда, немного возбужденнымъ, но съ пріятными ожиданіями, съ большей внутренней силой и возмужалостью. Онъ видѣлъ также, что и съ нимъ начинаютъ говорить другимъ тономъ. Ардальонъ Захарычъ обращался къ нему не какъ къ ученику своему, безъ менторскаго и даже безъ шутливаго тона, а просто, серьезно, не употреблялъ даже ни разу крусавецъ и зеліе.
«Неужели это отъ того, что я получилъ наслѣдство?» мелькнуло въ мысляхъ Бориса: «отъ того, что у меня домъ?»
Онъ замѣтилъ, между прочимъ, и то, что Самородскій немного стѣсняется, говоря ему «ты».
Сидя на своемъ мѣстѣ и слушая, какъ монотонно отвѣчаютъ уроки, Борисъ задумался и опять все-таки же о тетѣ.
XVIII.
Прозвонили еще разъ, Самородскій смѣнился Коряковымъ. Коряковъ послѣ исторіи, хотя она и кончилась невыгодно для учениковъ, сталъ приличнѣе и просидѣлъ цѣлый классъ, не двигаясь, безстрастно вызывая учениковъ и никого не награждая эпитетами.
Бориса онъ вызвалъ и спокойно выслушалъ его извиненіе.
Въ перемѣну Горшковъ, Абласовъ и Борисъ зашли за доску, свое любимое мѣсто.
— Вы, пожалуйста, господа, приходите ко мнѣ, — сказалъ Борисъ, смотря на нихъ обоихъ: — теперь у насъ въ домѣ свободно.
И онъ покраснѣлъ, говоря это. — Точно будто онъ обрадовался смерти отца.
— Ты хозяинъ теперь, — замѣтилъ Абласовъ.
— Помѣщикъ, ввернулъ Горшковъ и потрепалъ Бориса по плечу. — Ну, ты разскажи-ка, Боря, какъ же вы тамъ размѣстились… опекунъ какъ…
— Прекрасный, братъ, человѣкъ; онъ теперь хлопочетъ о завѣщаніи; въ домѣ еще будетъ много возни. Я тетенькѣ отдалъ мою комнату а самъ помѣстился внизу.
— Гдѣ отецъ жилъ? — спросилъ Абласовъ.
— Да, въ его спальнѣ; неудобно ей тамъ поселиться. Теперь и диванная стоитъ пустая; да тетенькѣ наверху больше нравится.
— Не вѣрится мнѣ, Боря, — началъ Горшковъ — что бабушка твоя псчезла; это она только пошутила. Я себѣ и представить не могу: какъ это вдругъ въ вашемъ дикомъ домѣ да не будетъ бабушки.
— Видно, не будетъ. Страшная она какая. Я ее право не понимаю.
— А что? — спросилъ Абласовъ.
— Да вотъ, передъ отъѣздомъ. Вѣдь вы знаете, что она тетеньку терпѣть не можетъ: дядя женился безъ позволенія. Ну и третьяго дня ее поразилъ пріѣздъ тетеньки. Та къ ней прямо пришла, а вечеромъ бабушка рѣшила уже уѣхать на другой день утромъ… и меня поймала, и такія мнѣ вещи говорила, что просто, братцы, у меня голова кругомъ пошла. Да еще передъ тѣмъ, призвала Ѳедора Петровича и меня. «Я имѣнья, говоритъ, не хочу чужаго». Ей вѣдь седьмая часть шла изъ дѣдушкинаго…
— Отказалась? — спросилъ Абласовъ.
— Вретъ, такъ пошутила! — вскричалъ Горшковъ. — Какъ пошутила! Не хочу, да и кончено. А на другой день меня опять призвала; отдала мнѣ деньги какія-то: это, говоритъ, экономія отъ годоваго расхода; а тамъ двадцать тысячъ: «возьмите, говоритъ, я чужимъ не пользуюсь.»
— Ну, значитъ, такой стихъ напалъ, великодушничала, — сказалъ Горшковъ съ гримасой: — дай-молъ, удивлю.
— Все это прекрасно Валерьянъ, — возразилъ Борисъ: — да тонъ-то у ней совсѣмъ другой былъ, она точно съ чувствомъ все это говорила.
— Да, что жъ тутъ мудренаго, промолвилъ Абласовъ, вѣдь ей нелегко, чай, было изъ дома-то выѣзжать; какова она ни была, не безчувственная вовсе, ну, вотъ она такъ и показала себя…
— Мнѣ ее жаль было, братцы, — перебилъ Борисъ — ей-богу жаль! Пускай-бы жила-себѣ, да вѣдь ее ужъ ничѣмъ не передѣлаешь, а съ тетенькой бы она ни за что не ужилась; она съ ней и проститься не хотѣла.
Видно было, что Борисъ гораздо сообщительнѣе съ товарищами; слова такъ и лились у него, чего прежде не бывало.
— А очень молода тетка-то? — сцросилъ Горшковъ.
— Ей двадцать-пятый годъ всего, а на впдъ она еще моложе.
— Такъ она теперь попечительница надъ вами, — промолвилъ Абласовъ — имѣніемъ и всѣмъ будетъ завѣдывать?
— Ну, по имѣнью-то больше будетъ Ѳедоръ Петровичъ. Маша поступитъ подъ ея начальство. Она, вѣдь, братцы, гувернанткой была. Да, ея жизнь замѣчательная… лучше для Маши и придумать нельзя; и какъ она ее любитъ! Только говоритъ все, чтобъ мы ее не считали теткой; «это, говоритъ, черезчуръ важно; ты, говоритъ, меня въ генералы производишь».
Какъ-то особенно пріятно было Борису передавать друзьямъ своимъ всѣ эти маленькія подробности.
— Такъ тетка-то твоя, выходитъ, молодецъ, Боря! — вскричалъ Горшкооъ. — Я очень радъ. Мы, этакъ, значитъ, заживемъ.