А Горшков пустился въ свѣтъ. Заказавши себѣ фрачную пару, у портнаго Мельникова, отправился онъ съ рекомендательнымъ письмомъ отъ Теляниной къ начальницѣ женскаго института. Институтъ стоялъ за городомъ, въ полѣ, и Горшковъ истратилъ цѣлыхъ три гривенника до сего храма просвѣщенныхъ дѣвственницъ.
Швейцаръ въ красной ливреѣ, допросивши у него, какое онъ имѣетъ дѣло къ начальницѣ, сдалъ его ливрейному лакею, который пошелъ докладывать генеральшѣ. И долгонько таки продержала генеральша нашего артиста, въ фрачной парѣ. Какъ ни былъ Горшковъ боекъ и добродушенъ, но онъ выругалъ себя, и за шитье фрака, и за письмо Теляниной, которое привело его къ такому лакейскому ожиданію.
Наконецъ ввели его въ генеральскіе покои. Онъ прошелъ залу, гдѣ въ углу стоялъ рояль, и не безъ трепета вступилъ въ гостиную. Въ углу, на голубомъ диванѣ, предъ большимъ круглымъ столомъ, возсѣдала генеральша. Ростомъ и фигурой она напоминала ему Телянину. Только черты лица были благообразнѣе: строгій носъ, большой лобъ, волосы съ сильной просѣдью и начальственное выраженіе губъ. На ней было синее платье, а на груди большая бѣлая брошка.
Горшковъ ощутилъ робость при видѣ этого синяго платья, хотя и привыкъ къ величественнымъ позамъ madame Теляниной.
Съ письмомъ въ рукахъ, и не зная какъ держать свою новую, только что купленную шляпу, Горшковъ приблизился къ дивану и раскланялся по всѣмъ правиламъ танцовальнаго искусства. Генеральша кивнула ему. Это киваніе еще больше стѣснило Горшкова; но онъ вдругъ подумалъ: да вѣдь она такая же глупая баба, какъ и всѣ. И ему прибавилось бодрости, онъ, даже не дожидаясь приглашенія генеральши, весьма развязно сѣлъ на кресло, и подавая ей письмо, бойко проговорилъ:
— Отъ Лидіи Петровны Теляниной.
Генеральша взяла письмо не торопливо, прочла его, и съ покровительственной улыбкой взглянула на Горшкова.
— Очень рада, произнесла она медленнымъ, но звучнымъ голосомъ. Madame Телянина съ большимъ увлеченіемъ отзывается о вашемъ талантѣ. Вы и композиторъ?
— Немножко — съ, отвѣтилъ Горшковъ и тряхнулъ вихромъ.
— Какую же вы музыку предпочитаете?
— Хорошую-съ, отвѣтилъ Горшковъ.
Генеральша изволили милостиво усмѣхнуться.
— Очень рада. У насъ совсѣмъ не музыкальный городъ. Только вотъ у меня иногда дѣлаютъ музыку. (На этотъ галлицизмъ генеральша имѣла полное право, потому что говорила съ Горшковымъ на отечественномъ языкѣ).
Нашъ піанистъ усмѣхнулся и понабравшись еще бодрости проговорилъ:
— Здѣсь какъ дѣвицы: на Шульгофѣ сидятъ, или ne дошли до него?
— Ха, ха, да вы я вижу, monsieur Горшковъ, престрогой музыкантъ. ВаМъ здѣсь не на чемъ будетъ отдохнуть.
— Отдыхать зачѣмъ же-съ, только бы было желаніе учиться.
— А вы будете давать уроки?
— Не откажусь.
Горшкову показалось, что генеральша, взглянувши на него, подумала: мальчишка, а лѣзетъ въ учителя.
— Мои юныя лѣта, сказалъ онъ, уже своимъ обыкновеннымъ бойкимъ тономъ, всему помѣхой. Вѣдь у насъ, коли учитель музыки, такъ непремѣнно долженъ быть нѣмецъ въ очкахъ, съ лысиной; а коли молодой, такъ генія изъ себя корчитъ, волосы по плечи носитъ; а я, какъ видите, простой гражданинъ.
Генеральша опять милостиво улыбнулась. Горшковъ ей рѣшительно нравился. Нѣкоторую вульгарность тона она ему прощала, во вниманіе къ юному блестящему таланту, въ которомъ завѣряла ее madame Телянина.
Въ эту минуту, въ гостиную, вошли двѣ дѣвицы; одна высокая, плотная блодинка съ прекрутымъ лбомъ, въ цвѣтномъ платьѣ; другая поменьше ростомъ, и гораздо моложе, въ голубомъ институтскомъ платьѣ, съ перелинкой и фартукомъ. Черныя волосы были гладко зачесаны за уши, каріе глазки очень бойко смотрѣли. Блондинка поклонилась Горшкову по-свѣтски; брюнетка присѣла по институтски.