А другой краснощекой новичекъ, обратившись именно къ Телепневу, проговорилъ:
— Про него и пѣсеньку сложили:
Завернулъ Телепневъ, по дорогѣ, на Римское право. Ему хотѣлось увѣриться — такъ ли пойдетъ все, какъ было въ незабвенную первую лекцію. Увы! только что одноглазый юристъ влетѣлъ на кафедру и развернулъ свою рукопысъ, какъ провозгласилъ невозможнымъ голосомъ:
— Leges Valeriae: L большее и V большее и подшеркнуть, господа!
И пошла писать! — такъ что Телепневу пришлось поплатиться таки за свое любопытство.
Значилась въ его курсѣ ботаника, которую, особенно для камералистовъ, читалъ нѣкій кандидатъ Ноль, въ аудиторіяхъ естественнаго факультета. Кандидатъ этотъ, чуть ли не ирландскаго происхожденія, представлялъ собою длинный шестъ, незгибающійся ни въ какую сторону. Только руки его, какъ грабли, ходили взадъ и впередъ. Читалъ онъ отвратительно и такъ снотворно, что вся аудиторія спала, и ни въ одномъ слушателѣ не зарождалось капельнаго желанія заняться міромъ тычинокъ, лепестковъ, чешуекъ, лапчатыхъ и ланцетовидныхъ листьевъ. Кандидатъ Ноль являлся обыкновенно вмѣстѣ съ звонкомъ и проходилъ въ аудиторію, гдѣ снималъ свое пальто и калоши. А слушатели собирались сперва въ умывальной казенныхъ студентовъ, которая находилась въ концѣ корридора. Посреди этой умывальной возвышались двѣ мѣдныхъ урны съ басейнами. По стѣнамъ стояли шкафы съ полотенцами и мыломъ казенныхъ студентовъ. Въ простѣнкѣ между двумя окнами висѣло большое, запыленное зеркало, а на подзеркальникѣ красовалась грязнѣйшая щетка съ гребенкой, которыми казеннокоштные франты приглаживали свои волосы.
Тутъ Телепневъ въ первый разъ увидалъ, кто были его университетскіе товарищи, изъ кого собственно состоялъ первый курсъ богоспасаемаго камеральнаго разряда.
Всѣхъ было человѣкъ до двадцати: трое сибиряковъ, одинъ съ какимъ-то рьянымъ, не уложеннымъ ни въ какую форму лицемъ и бѣлыми взъерошенными волосами; другой высокій, съ птичьимъ носомъ, застѣнчивый и скромный малый; третій низменный, плечистый юноша съ широчайшимъ лицомъ и совсѣмъ не юношескимъ басомъ. Всѣ три земляка были казеннокоштные, обитатели конурокъ, носившихъ громкое названіе занимательныхъ. Выло человѣка четыре симбирцевъ. Изъ нихъ особенно выдѣлялся одинъ, вертлявый, по всѣмъ примѣтамъ враль и хвастунишка. Онъ началъ уже потѣшать публику анекдотцами. Былъ еще богатый купеческій сынокъ съ пухлымъ, добродушнымъ лицемъ. Крѣпостью сложенія и шириной размѣровъ отличался, особенно, одинъ нижегородецъ съ четвероугольнымъ подбородкомъ и военной походкой. Онъ жилъ также въ чекчуринскихъ казармахъ, какъ потомъ узналъ Телепневъ.
Но Бориса заинтересовали три личности. Во первыхъ, черноватый, небольшого роста юноша съ тонкими губами. Ему ужъ было лѣтъ подъ двадцать, и онъ какимъ-то насмѣшливымъ взглядомъ смотрѣлъ на остальную братью. Контрастъ ему составлялъ долговязый саратовецъ съ длиннѣйшей шеей. Онъ все улыбался и встряхивалъ волосами. Было что-то чрезвычайно наивное во всей его фигурѣ. Съ нимъ разговаривалъ бѣлокурый мальчикъ съ пальчикъ, зачесаный â la moujik, съ широкимъ, до ушей, ртомъ и съ самодовольнѣйшей улыбкой. Эти личности показалисъ Телепневу почему-то покрупнѣе другихъ. Вообще же весь курсъ производилъ впечатлѣніе необычайной пустоты; видно было, что тутъ собрались все дилетанты, желающіе убить какъ-нибудь четыре года университетскаго ученья. Никакой мысли, никакой энергіи не проявляли лица этихъ юношей. Телепневу сдѣлалось даже непріятно, что онъ попалъ въ такой пустѣйшій факультетъ. И въ самомъ дѣлѣ, чего только не было натыкано въ программу курса? Читалась русская исторія, а всеобщая не читалась; изъ естественныхъ наукъ ботаника и химія, а остальныхъ ни одной; а тамъ въ слѣдующихъ курсахъ и технологія, и статистика, и уголовное право; а въ результатѣ безсмыслица.