Мемноновъ сидѣлъ-сидѣлъ у стола и взяла его одурь. Господъ дома не было, и поворчать не на кого. Вышелъ онъ на галдарейку. На встрѣчу ему Агаша. Она въ утреннемъ туалетѣ, но очень ужъ что-то растрепана, лицо утомленное и такое же скучное, какъ у Михалъ Мемнонова.
— Здравствуйте, Лимонычъ! проговорила она.
Мемноновъ молча кивнулъ головой, но остановился передъ ней.
— Еще не выпускали? спросила Агаша.
— Держи карманъ, выпустятъ!
— А долго продержатъ?
— Почемъ я знаю, я вѣдь не начальство. Демку вчера встрѣтилъ, говоритъ, какъ бы не исключили, буйства, говоритъ, большія надѣлалъ.
— Ну, ужь и исключить! воскликнула Агаша. Эка невидаль, что студентъ кутитъ!
— Ужь про то не намъ съ тобой разсуждать.
— Зайдите, Лимонычъ, ко мнѣ кофейку напиться.
— Какіе тутъ кофеи.
— Да все бы зашли.
Мемноновъ молча согласился.
Агаша привела его къ себѣ. Сожительницы ея не было. Она начала угощать своего гостя кофеемъ, безъ цикоріи, и Мемноновъ сперва пилъ, какъ бы нехотя, а потомъ разохотился. Дѣло дошло до изліяній. Агаша начала жаловаться ему на свою горькую долю.
— Что моя за жизнь такая, Лимонычъ! самой мнѣ гадко.
— А какой же шутъ тебя толкаетъ?
— Что и говорить, Лимонычъ! И Агаша уже собиралась плакать.
— Ты вѣдь ровно бѣсноватая, продолжалъ Мемноновъ, тебя и за человѣка-то никто не считаетъ; ты почувствуй это! а дѣвушка ты хорошая.
Агаша сидѣла и въ три ручья плакала, а Михалъ Мемноновъ запивалъ ожесточенную рѣчь четвертымъ стаканомъ кофею.
— Куда жь я дѣнусь, Лимонычъ?
— Въ работницы ступай, лучше мякину есть, чѣмъ беззаконничать такимъ манеромъ.
— Да не возьметъ меня никто.
— Въ другой городъ уѣзжай, ты вотъ нюни то распустила, а завтра же пойдешь беззаконничать.
И еще минутъ двадцать продолжалась бесѣда въ такомъ же духѣ. Не знаю, вѣрилъ ли Мемноновъ самъ въ дѣйствительность своихъ внушеній. По натурѣ онъ былъ доктринеръ, а потому вмѣнялъ себѣ въ обязанность, при каждой встрѣчѣ съ Агашей, представить ей картину ея бѣсноватаго существованія. А въ сущности оба остались довольны другъ другомъ.
Мемноновъ вышелъ на галдарейку съ болѣе яснымъ челомъ и спустился даже внизъ посмотрѣть, что дѣлается на дворѣ. Его интересовали новые постояльцы, особенно Телепневъ, и его барская обстановка. Мемноновъ не былъ тщеславенъ и не привыкъ увлекаться внѣшностью, но такъ какъ все студенчество возбуждало въ немъ сильное презрѣніе своей непорядочностью, то онъ съ уваженіемъ смотрѣлъ на признаки довольства и степенности. Онъ видѣлъ уже рысаковъ Телепнева, и не увлекся собственно лошадьми; но ему понравилось то, что вотъ есть же студентъ, который собирается жить по-господски, какъ слѣдуетъ барину, стало быть хочетъ выдѣлиться изъ всей толпы этихъ безштанныхъ, какъ называлъ Мемноновъ своихъ пріятелей, заштопывая имъ разныя части одежды. Мемноновъ не былъ также любопытенъ. Онъ до сихъ поръ не. разузналъ подробностей объ интересномъ для него жильцѣ чекчуринской казармы, но непрочь былъ узнать, если бы представился къ тому случай. А случай представился въ видѣ Якова, который въ эту минуту лѣниво сидѣлъ на крылечкѣ и смотрѣлъ, какъ дерутся два пѣтуха на дворѣ. Мемноновъ подошелъ къ крылечку, но не вдругъ рѣшился заговорить съ Яковомъ. Въ сношеніяхъ съ незнакомыми онъ былъ очень сдержанъ и при случаѣ всегда смѣялся даже надъ обыкновенною наянливостью служительскаго сословія.
Яковъ привсталъ со скамейки и сошелъ на ступеньки крыльца. Ему тоже, видно отъ скуки, захотѣлось покалякать. Разговоръ все-таки началъ Мемноновъ, какъ туземецъ.
— Вы при томъ баринѣ состоите? вымолвилъ онъ.
— Да, при немъ.
— А изъ какой губерніи?
— Мы изъ Н***.
— Скучно чай здѣсь, съ непривычки-то?
— Мнѣ, ничего… отвѣчалъ спокойно апатичный Яковъ.
— Здѣсь бы ничего была жизнь, продолжалъ Мемноновъ, да у насъ больно вотъ въ этомъ околодкѣ студенты колобродятъ.