— Ну что? — спросили дѣвочки.
— Пойдемъ къ мамѣ, попросимся кататься.
— Не пуститъ, — сказала старшая дѣвочка.
— Я тебѣ говорю, пушитъ. Урокъ знаешь?
— Знаю.
— А ты, Маня? — спросилъ онъ у меньшой сестры.
— Знаю, — отвѣтила весело дѣвчонка.
— Такъ пойдемте къ Аннѣ Мартыновнѣ, скажемъ ей урокъ, да и маршъ къ мамѣ.
А Ольга Ивановна продолжала сидѣть на диванѣ съ закинутою назадъ головкою и курить тревожно папиросу. Она ждала; и такъ задумалась о томъ, кого она ждала, что только тогда, когда часы пробили шесть, она осмотрѣлась и увидала, себя въ совершенной темнотѣ. Ольга Ивановна сама зажгла свѣчу, стоявшую на столикѣ подъ зеленымъ абажуромъ, и опять опустилась на диванъ. Въ залѣ послышались шаги, она привстала и инстинктивно оправила волосы. Глаза ея такъ и заиграли; она вся подалась впередъ къ двери, въ ожидающей позѣ. Въ угловую вошли дѣти, впереди мальчикъ, а за нимъ не совсѣмъ рѣшительно дѣвочки.
Лицо Ольги Ивановны пересоздалось въ одну секунду. Она съ удивленіемъ взглянула на дѣтей.
— Что вамъ нужно дѣта? — спросила она.
— Мама, — началъ мальчикъ, взглядывая на мать своими бойкими глазками, — мы уроки выучили, Анна Мартыновна насъ спросила позволь намъ покататься въ большихъ саняхъ.
Ольга Ивановна немного нахмурила брови и ничего не отвѣтила.
— Позволь, мамочка, позволь! — заговорили дѣвочки, бросаясь съ двухъ сторонъ цѣловать ее.
Ольга Ивановна съ минуту подумала, потомъ улыбнулась и разрѣшила дѣтямъ поѣхать кататься.
Дѣти бросились цѣловать ея руку, и съ шумомъ отправились назадъ теребить Анну Мартыновну, чтобы она сейчасъ же ѣхала съ ними.
Ольга Ивановна почему-то очень охотно отпустила дѣтей кататься. Она знала также, что раньше восьмаго часу Певелъ Семеновичъ не выйдетъ изъ своего кабинета, и это обстоятельство было ей тоже почему-то пріятно.
Но прошло еще съ четверть часа, дѣти уѣхали кататься, а все въ передней не слышно было никакого шуму. Ольга Ивановна встала и пошла въ темную гостиную, а оттуда въ залу, постояла у окна, приложилась даже лбомъ къ холодной рамѣ, послѣ чего велѣла зажечь лампу въ залѣ. На свой красный диванъ она опустилась съ очень замѣтнымъ волненіемъ и закурила новую папиросу. Минуты бѣжали, Павелъ Семеновичъ могъ проснуться, дѣти пріѣдутъ съ катанья, а его нѣтъ какъ нѣтъ. Опа позвонила. Вошла дѣвушка.
— Позови сюда Клеопатру Васильевну.
Горничная скрылась, а взамѣнъ ея выросла та фигура неопредѣленнаго свойства, которую Телепневъ видалъ обыкновенно за обѣдомъ.
— Клеопатра Васильевна, — сказала Ольга Ивановна — когда вернутся дѣти съ катанья будьте готовы, вы поѣдете со мной.
И при этомъ Ольга Ивановна такъ посмотрѣла на свою наперстпицу, что та, безъ лишнихъ вопросовъ, проговорила только: „буду готова-съ“, и попятилась кь двери, какъ это дѣлаютъ наперстницы въ трагедіяхъ, когда ретируются предъ царственными особами, поднимая свой хвостъ.
Наконецъ, въ передней, чуть слышно, хлопнула дверь и кто-то очень тихо спросилъ; по Ольгѣ Ивановнѣ ясно послышался голосъ Телепнева; она вскочила и хотѣла идти, но удержалась и еще глубже опустилась па диванъ.
Телепневъ прошелъ полуосвѣщенной залой, и совершенно темной гостиной, откуда увидалъ Ольгу Ивановну и поклонился ей. Она его встрѣтила въ дверяхъ, и такъ пожала его руку, что нельзя было не поцѣловать эту бѣлую, тонкую и изукрашенную кольцами ручку. Онъ сдѣлалъ это даже нѣсколько разъ и получилъ взамѣнъ нѣсколько очень выразительныхъ поцѣлуевъ въ щеку и въ лобъ.
— Какъ поздно! — проговорила она порывистымъ голосомъ. — Не стыдно?…
— Какъ поздно? — спросилъ Телепневъ, лаская ее взглядомъ;—всего только семь часовъ… Я и то боялся, что слишкомъ рано явлюсь.
— Ко мнѣ-то? — сказала она почти шопотомъ, и не выпуская его руки изъ своей, подвела къ дивану и усадила рядомъ съ собою.
— Я много думалъ о вчерашнемъ, — началъ было Телепневъ.
— О чемъ это? — вдругъ прервала его Ольга Ивановна, и, обернувшись къ нему всѣмъ лицомъ, взяла за обѣ руки и держала ихъ — Вы огорчились… за меня… стоитъ объ этомъ говорить!… Я вотъ рада васъ видѣть, сидѣть съ вами здѣсь, на диванѣ, а больше я ни о чемъ не хочу знать….
На это Телепневъ ничего не отвѣтилъ; но почувствовалъ что руки Ольги Ивановны судорожно вздрагиваютъ….
„Какой онъ глупый!“ промелькнуло въ головѣ ея. И она, какъ бы желая убѣдиться въ его умственныхъ способностяхъ, придвинула свою ножку къ его ногѣ.
— Я вижу, — прошептала она, — вы добры… Но вы….