Да ты скажи-инъ. Полегчаетъ.
— Ты, Миленькій, пожалуйста, ко мнѣ не приставай, у меня ужь такой характеръ: пока что внутри не перегорѣло, ничего ты отъ меня не добьешься.
— Да я ничего, дружище, приставать не стану. Такъ ты ступай, коли нужно.
Дверь съ трескомъ отворилась, влетѣлъ хохолъ.
— Шкандалъ, братцы! — закричалъ онъ и завлекался. — Большое мордобитіе.
— Врешь ты, Мальчикъ у ручья, — послалъ ему въ отвѣтъ Варцель.
— А вы послушайте. Ваничка кинулъ свою шинель на полъ, сѣлъ къ окну, потомъ опйть вскочилъ и расположился по срединѣ комнаты, размахнувши руками.
— А ты говори, да не плюйся.
— Тутъ, братцы, такое дѣло, что плюйся или нѣтъ, все выходитъ дрянь. Знаете вы, тутъ фуксъ былъ у бурсаковъ, черноватый, Севрюгинъ, кажется, по фамиліи, изъ Астрахани.
— Алексисъ, говори кратче, — поддразнивалъ Варцель.
— Ну, такъ вотъ этотъ Севрюгинъ, еще какъ въ корпораціи былъ, все нѣмцевъ задиралъ, и въ одномъ семестрѣ сорвалъ двѣнадцать шкандаловъ. На пистолетахъ пять, ей-богу, пять, и ни разу не былъ раненъ.
— Ну? — подтолкнулъ уже Телепневъ.
— Ну вотъ, государи мои, этотъ самый Севрюгинъ столкнулся тутъ гдѣ-то около «Лондона» съ нѣмцемъ, съ однимъ Тевтонцемъ. Тотъ его и шарахъ съ тротуара-то. Севрюгинъ къ нему секунданта: давай, говоритъ, удовлетвореніе. А нѣмецъ-то, поджавши руки въ боки, говоритъ: шалишь, вы всѣ, говоритъ, сколько васъ тамъ ни на есть, Рутенцы fuhren hinein bis Sie sich dem allgemeinen Comment fügen, т. e., дескать, вы всѣ, такіе-сякіе, на фершисѣ, и можно, дескать, васъ по мордасамъ бить, какъ кнотовъ, и сатисфакціи вамъ не давать.
— Ну, я такъ и зналъ, — вскричалъ Миленькій — ужь эти бурсаки не могутъ!
— Ну, что-жь Севрюгинъ-то? — спросилъ Телепневъ, начиная заинтересовываться разсказомъ Ванпчкп.
— Ну, вотъ въ этомъ-то и штука. Ужь его, братцы, у нѣмцевъ не даромъ прозвали Mordkerl. А онъ ни на пистолетахъ, ни на рапирахъ аза въ глаза не смыслитъ, а только, знаете, хорохорится, форсу имъ задаетъ. Ты, говоритъ, мнѣ, нѣмецъ, сатисфакцію дать не хочешь, такъ я же тебя уконтентую. Сегодня утромъ, вотъ часъ тому назадъ, отправляется онъ, взялъ двоихъ свидѣтелей изъ бурсаковъ, въ переулочекъ, знаете, за университетомъ-то, стоитъ и дожидается, какъ Вильгельмъ Тель. А Тевтонецъ-то живетъ, братцы, у сапожника Канаста. Выходитъ онъ въ девятомъ часу изъ дому съ двумя тоже Тевтонцами. Фамилія этому нѣмцу Купфершмидтъ. Севрюгинъ сейчасъ къ нему на встрѣчу, поровнялся: «зачѣмъ, говоритъ, Купфершмидтъ, ты не даешь мнѣ сатисфакціи?» А Тевтонецъ ему отвѣчаетъ: «ты, говоритъ, на фершисѣ, и никакой, говоритъ, сатисфакціи я тебѣ давать не намѣренъ». Севрюгинъ разсвирѣпѣлъ. У него ужь умыселъ-то былъ. Какъ выхватилъ онъ, братцы, изъ-подъ пальто ремень съ пряжкой, да и звякнулъ Тевтонца въ самую рождественскую часть — глазъ чуть не вышибъ. Нѣмецъ-то, говорятъ, завопилъ. А другіе два бурша кинулись на Севрюгина. Севрюгинъ отъ нихъ драло. А Купфершмидтъ этотъ кричитъ: «оставьте, тащите меня въ клинику, глазъ онъ мнѣ выхватилъ».
Ваничка перевелъ духъ, наплевавшись вдоволь.
— Ну, что, братцы, хороша исторія?
— Эхъ, бурсаки, бурсаки! — кричалъ Варцель, забѣгавши по комнатѣ.
— Да что такъ возмущаешься, Миленькій? — спросилъ его Телепневъ.
— Да помилуй, братецъ, вѣдь это чѣмъ пахнетъ?
— Я вѣдь про то-то и говорю, — заплевался Ваничка: — чѣмъ это пахнетъ и для насъ всѣхъ. Вонъ тоже и Палей толкуетъ — чортъ съ ними, съ бурсаками. Но ему хорошо, — онъ косая сажень въ плечахъ. А вѣдь до насъ тоже доберутся, мы вѣдь комана тоже не гарантируемъ вмѣстѣ съ бурсаками. Вооружайтесь, братцы, вооружайтесь. Нѣмцы-то развѣ эту штуку оставятъ такъ? «Варфоломеевская ночь» будетъ! — крикнулъ Ваничка такъ, что Яковъ, который въ эту минуту несъ чай, чуть-чуть не уронилъ подносъ.
— Да, — заговорилъ Варцель: — теперь будетъ общее мордобитіе.
— «Варфоломеевская ночь»! — крикнулъ Ваничка.
— Полноте, — останавливалъ ихъ Телепневъ. — Надо вѣдь хорошенько узнать, въ чемъ дѣло. Что-жь тутъ трусу-то праздновать.
— Да вѣдь я же тебѣ все толкомъ разсказываю, — началъ хохолъ. — Бурсаки ужь перетрусили. Прибѣжали отъ нихъ, просятъ насъ сейчасъ туда на квартиру, къ тому, къ шаржиртеру, сходку составить.
— А! — прервалъ Варцель: —вотъ они бурсаки, теперь за насъ, не бойсь, взялись. У! я бы ихъ. Пускай ихъ всѣхъ нѣмцы передушатъ. Впередъ наука будетъ.
— Такъ, такъ, Миленькій, — болталъ хохолъ: — слѣдовало бы имъ лупку хорошую. Да вѣдь нѣмцы до всѣхъ насъ доберутся, вы разсудите это, братцы. Выйду я теперь на улицу, — станетъ онъ разбирать развѣ: былъ я бурсакомъ или вильдеромъ? Ну и «Варѳоломеевская ночь». Такъ вѣдь надо же какъ-нибудь. Депутацію что-ли составить. Вѣдь надо же не отвѣчать за безобразія бурсацкія!