Вилмер. А что ты этим хочешь сказать?
Илос. Не я. Имя этого философа — Иммануил Кант. А говорит он о том, что человек, нет, не электорат, а человек, имеет возможность устоять перед любой репрессивной машиной. Устоять ради правды, чести и красоты.
Вилмер. Красивые слова! А ты хоть знаешь, что делают в БСФ? Едавар рассказывал, как там людей раздирают. Не верю, что хоть кто-то может устоять.
Илос. А вот Кант верит! И не просто верит, он сам на их стороне. Конечно, человек слаб, и заранее хвалиться, что «я не сломаюсь», никто не может. И хотя Кант оговаривается, он тверд: «он должен согласиться, не раздумывая, что возможно» это выдержать.
Вилмер. А вот Едавар говорит, что у них в академии БСФ есть факультет пыточной науки. Если правильно подобрать инструменты и химикаты, то жертва обречена.
Илос. Что мне твои Едавары? Какое у них образование?
Вилмер. У них не образование, у них власть! И сила, оружие. Наконец, у них электорат. Этот Дулас думает, что его зажимает БСФ. Да, завтра они объявят, что художники во всем виноваты. И массы электората затопчут всех и вся! Какая уж тут политическая борьба.
Илос. Ты ничего не понял! Не борьбой мы занимаемся, и не политикой.
Вилмер. А чем?
Илос. Просвещением.
Вилмер (удивленно, выпуская из рук газету). Просвещением? Но кого же?
Илос. Себя, если никого не осталось. Вся надежда, что нас хоть сколько-нибудь осталось. Нужно хоть как-то сохранить мысли для будущего.
Вилмер. А ты веришь в будущее?
Илос. Не знаю.
Вилмер. Это как?
Илос. А так, что я не знаю, что будет. Но надежду нужно держать в сердце, нужно верить в идеалы добра и красоты, а там уж как получится.
Вилмер. Фу, какой средневековый идеализм. Вот Ядро и БСФ опираются на материальное.
Илос (посерьезнев). А ты у нас материалист?
Вилмер. Разумеется, я же естествоиспытатель.
Илос. Сегодня ко мне придут Дулас и Пабло. Пабло считает, что ты можешь нам помочь.
Вилмер. Каким образом?
Илос. Как материалист.
Вилмер (насторожившись). А кому это «нам»?
Заходит Ада в вечернем платье и с тростью в руке.
Илос. Ладно, потом поговорим.
Вилмер (притворно оживленно). Ада, какая ты красивая! Куда ты собралась?
Ада. Не я, а мы. Сегодня выходной, ты не забыл? Я не намерена проводить его в четырех стенах, (оборачиваясь на Илоса) да еще в обществе твоих негодяев.
Илос. А вы случайно не к Едавару идете в гости?
Ада (строго). Да. К твоему дяде.
Илос. Он не мой…
Вилмер. Перестань, наконец, Илос. Едавар наш близкий родственник. Профессии не выбирают.
Илос. Глупости! Профессии как раз выбирают!
Ада. Может некоторые профессии и выбирают, а причастность к ордену БСФ от рождения.
Илос. А что, уволиться он тоже не может?
Вилмер (усмехнувшись). Ну, ты сказал, «уволиться»! Это же закон Омерты. Оттуда не выпускают.
Илос. Дулас говорит, что у них и кровь черная.
Вилмер (шутя). Ага, путчина.
Ада молча берет под руку Вилмера, и они уходят.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕИлос, Дулас, Пабло заходят из прихожей, продолжая начатый разговор.
Дулас…но это всего лишь публикация. Я хорошо помню, как в истории Вилтиса гонения начинались с публикаций. Как ты считаешь, это начало?
Пабло. Нет. Нет, дорогой Дулас, — это не то, что ты думаешь.
Дулас. А что же тогда? Неужели игра в перестройку?
Пабло. Я думаю, Илос нам поможет понять в чем дело.
Дулас. А, значит, дело уже есть?
Пабло. Не иронизируй, Дулас! Дело очень серьезное, мы все в опасности.
Илос. Ха, Пабло, ты, как истинный журналист, сделал сенсацию! Можно подумать, хоть кто-то на Вилтисе вне опасности, кроме БСФ.
Пабло. Вот-вот, БСФ не исключение…
Илос. Что ты хочешь сказать?
Пабло (немного нервничая). Об этом чуть позже. А Вилмер сейчас у Едавара?
Илос. Да. А откуда ты знаешь?
Пабло. Дулас, ты поддерживаешь связь с вашим тайным обществом?
Илос. Пабло, мы что, уже на допросе? Что происходит, объясни.
Дулас. Не такое уж оно и тайное.
Пабло. Ты сможешь нам помочь?
Илос. Пабло, что происходит? кому нам? Ты хочешь снять смелый репортаж? Так его цензура не выпустит все равно, а тебя… сам понимаешь. Впрочем, в глухой ситуации броситься на стену имеет философский смысл — ты разобьешь голову, но экзистенциальный рывок выведет тебя на уровень свободы, даже больший, чем, если бы эту стену взорвать.